От шведов Мирослав и Любомир вернулись к Жолкевскому с парламентёрами.

– Пан гетман, де ла Гарди и Горн бежали! – сообщил один из парламентёров, кирасир, закованный наглухо в латы. – Командование войском принял полковник Линке. Он предлагает переговоры. Хотел бы обсудить условия, которые удовлетворили бы и наших воинов…

Жолкевский велел Мирославу тут же лететь обратно в стан Линке и привезти условия сдачи наёмников. Мирослав и Любомир снова ускакали к шведам и вскоре вернулись назад. Линке просил у гетмана гарантии безопасности наёмникам и сохранения личного имущества в обмен на то, что они не будут служить ни царю Василию, ни самозванцу, не будут выступать и против короля. Жолкевский быстро оформил договор в письменном виде и отправил посыльных назад к шведам. Линке под присягой подписал договор. За ним его подписали капитаны наёмников…

Русские же, которые оказались в деревушке вместе с князем Дмитрием, укрепились со всех сторон телегами и козлами, стояли в обороне и успешно отбивали мелкие приступы Зборовского. Атаки на деревушку следовали одна за другой и уже длились два часа. Наконец гусары отошли, оставили её в покое.

В середине дня в деревушку прибежали из стана наёмников два шведа. И Гаврило Григорьевич тут же ввалился с ними в избу к Шуйскому, где тот в это время сидел и что-то обсуждал с Боборыкиным и дьяком Алексеем Аргамаковым.

– Дмитрий Иванович, от шведов – гонцы!

– Что ещё?! – паническим голосом вскрикнул князь Дмитрий, увидев растерянное выражение на лице сокольничего. Вид у него был подавленный. Он потерял представление о происходящем на поле боя, не знал, что делать, и готов был ухватиться за любую подсказанную мысль.

– Шведы договариваются с Жолкевским о сдаче!..

На упитанных, обвисших щеках князя Дмитрия выступил болезненный румянец.

– Измена! – взвизгнул он, не дослушав сокольничего. – Где Голицын?! Де ла Гарди где?!

Он густо наморщил лоб, усиленно потёр его рукавом кафтана, успокоился, тяжело вздохнул и попросил Пушкина:

– Гаврило Григорьевич, душечка, спасай дело! Скачи к шведам – не дай измене хода!

– Да как же я один-то! – вырвалось у сокольничего.

– Михайло Фёдорович! – подкатился князь Дмитрий к Боборыкину. – Сделай милость, сотвори потребное государево дело: сходи с Гаврилой Григорьевичем к шведам! Уговорите, напомните, царю-де Василию крест целовали: с литвой биться и в правде стоять!

– Добро, Дмитрий Иванович, добро, – смущённо пробормотал сокольничий; он впервые увидел на лице у князя Дмитрия униженное, просительное выражение. – Сию минуту поскачем!.. Давай, Михаил Фёдорович, торопись! Дело не терпит!

Пушкин и Боборыкин вышли из избы.

– Назарка, где ты, сучий сын? – закричал сокольничий.

– Здесь я, Гаврило Григорьевич! – мгновенно вырос перед ним стремянный.

– Пойдёшь со мной! И быстро, не отставай! Ваську и Федьку захвати!

Сокольничий и Боборыкин вскочили на коней и с горсткой холопов двинулись к стану шведов, с опаской поглядывая по сторонам на разрозненные группы всадников, которые рыскали по полю боя. Они подъехали к стану наёмников, свободно проехали за козлы и скрылись между шатрами.

В это время к Шуйскому прискакали Данило Мезецкий и Григорий Пушкин с тремя сотнями конных боярских детей. За ними подошли ещё две тысячи пеших воинов, которых они перехватили по лесам и болотам и уломали вернуться назад. За Мезецким в укреплённой деревушке появился де ла Гарди с крохотным отрядом шведов, а вслед за ним и Горн. Узнав, что произошло в их отсутствие, они не стали встречаться с Шуйским и сразу ускакали в свой лагерь. Лагерь наёмников был похож на гудящий улей, когда туда вернулся де ла Гарди. Вернулся он взвинченным от своего же малодушного бегства и был на грани срыва. Договор с гетманом взбесил его, и он накинулся с упрёками на воинов: