И вспоминать о пережитом больше не хотелось. И Наталья женским чутьем уловила его настроение. Не стала дальше расспрашивать.

Вскоре разошлись.

Когда укладывались спать, жена толкнула хозяина в бок.

– Чего ты?

– А вот чего… – она придвинулась к нему. – Видишь, что происходит?

– А что такое?

Пьяный купец хотел спать и к разговору не был расположен.

– Наташка к нему тянется…

– Разве?

– Ей-богу!

Артемьев лег на спину, одеяло поправил. Потом спросил с видимым безразличием:

– И что такого? Пусть их, ее все равно замуж выдавать пора.

– Да ты что, с ума сошел? – жена даже на локтях приподнялась, в темноте глядя на мужа, хотя особо ей рассмотреть ничего не удалось. – Он же, Тимофей, голый, как щука. У него же ничего нет за душой! И за него Наташку?

– Он еще наживет. Он мужик справный, хороший.

– То-то, наживет, – передразнила она мужа. – Разве что ты ему подаришь?

– Я ему по гроб жизни обязан.

– Что ты все заладил, как припадочный! Обязан. Обязан! Про это наплевать и забыть! Прошлое это дело.

– Тебя там не было, вот что! – чуть озлился хозяин. – Когда смертушка тебе в глаза заглядывает – про многое задумаешься.

– А о Прохоре ты забыл?

– А чего мне про него помнить? Я Наталье не указ. Кто ей люб, за того пусть и выходит.

– Так он жених ей!

– Про это разговора меж нами еще не было. И сейчас не те времена! – прибавил он, как будто обращаясь к кому-то третьему, тому, кто когда-то мог осадить его, заставить совершить что-то нехристианское, подлое.

– Ты, вот тебе крест, умом тронулся, – сказала жена, увидев, что мужа не переубедить, и легла, закрыв глаза.

Стало ей понятно, что одними разговорами делу не поможешь.

Февральская поземка мелко кружила над обледенелой землей. Сын известного московского купца Ивана Осколкова, Прохор, как будто без дела слонялся по почти безлюдным улочкам. Редкие прохожие издалека казались какими-то карликами, смешно шагавшими по грязновато-белесым дорожкам. По наледи было непросто идти, того и гляди кувыркнешься и с ног долой. Прохор ни на кого не обращал внимания, занятый своими мыслями.

Пройдет туда-сюда, потом оглянется и снова начинает ходить кругами. Про себя он твердо решил дождаться ее в это утро. Она должна была появиться, просто ему сказала ее старшая сестра. Когда она появилась, он сразу приободрился, хотя на душе было тревожно. Все, что еще недавно казалось таким простым и обнадеживающим, ныне рассыпалось, как труха.

– Здравствуй, Наталья Семеновна!

Он снял шапку, поклонился.

– Здравствуй, Прохор Иванович, – тихо ответила Наталья, опустив голову.

– Давненько мы не виделись!

– Я уж и не помню.

В голосе ее Прохор уловил холодок безразличия. Знал он причину, но не хотелось верить. Ведь он, Прохор Осколков, не простой паренек, отец его богатый купец, и все наследство ему останется. Не привык он к отказам, но если припомнить, Наталья и раньше не слишком податливой была. Может, потому ему и нравилась больше других московских девушек на выданье.

– А хотел бы я прийти к тебе сегодня, Наталья Семеновна, ты не против?

– А зачем? – в глазах ее мелькнуло удивление.

Простой по сути вопрос сбил его с толку. Он раздумывал, не зная, как подступиться к ней.

– Раньше, бывало…

– Чего вспоминать? – девушка еле заметно улыбнулась. – Холодно, Прохор Иванович. Идти мне надо.

Он отступил с дороги, чувствуя себя жалким мальчишкой.

Наталья удалялась, пока совсем не скрылась из вида. А он все стоял, как будто не смел двинуться с места.

Какой-то мужик в потрепанном кафтанишке, чудно ковыляя, обошел его, посмеиваясь:

– Лютень-то бушует! Ой-е-е!

Видать, заметил он, что парень не в себе.