Кузнецов не ответил, ожидая продолжения.

– И вот вам телефончик. Когда Акинолосу понадобится официальное сопровождение в Россию, позвоните. Сопровождать его будут люди из МВД. Свой билет выкупите в депутатском зале. Место переводчика – в соседнем кресле. О вашем приезде римский трибунал поставлен в известность инстанцией самого высокого уровня… У вас вопросы есть?

– Нет.

Шофер Миша ждал его у открытой дверцы джипа.

– Домой, с заездом к Вовочкину…

Дверь открыла Наталья Марковна. Увидев Кузнецова, всплеснула руками.

– С приездом, Борис Аркадьевич! Ох, не права я была, когда отговаривала от эстонского дела…

– Как себя Вовочка чувствует?

А тот сам появился в дверях, в халате, из-под которого выглядывали мосластые ноги.

– Нормально, – ответил Вовочка.

– Что стряслось с тобой, сыскарь? – спросил тот.

– Н-не знаю. Черная дыра в памяти.

– А до черной дыры?

Они прошли в комнату. Вовочка сел на диван.

– Меня вытащил из постели банкирши мужик с морщинистой мордой. Тот, которого я срисовал в Лихославле. Сделал меня, как сопляка. Потом отвез в какой-то бункер без окон… Очнулся дома. Моя пушка на стуле рядом. Но живой, как видишь.

– А сейчас как самочувствие?

– Нормально.

– Ладно, отлеживайся и приходи в норму…

Дома Кузнецов первым делом прошел в свой кабинет. На столе стоял дипломат с цифровым кодом. В нем лежали двадцать упаковок по десять тысяч зеленых. «Нордбанк» не жадничал, авансировал с размахом… Он с удовлетворением перебрал пачки и видел мысленно дачный фрегат среди береговых сосен.

И все же чего-то ему недоставало. Чего? И вдруг понял. Кузнецов вытащил одну пачку, разорвал упаковку, бросил в ящик письменного стола. Дипломат захлопнул, сунул под диван. Взял телефонную трубку и набрал номер.

Надежда Васильевна оказалась дома. Похоже, она обрадовалась его звонку.

– Я уже читала, Борис Аркадьевич, как вы провели процесс в Таллине…

– Надя, мне надо вас срочно увидеть, – прервал ее Кузнецов, – берите такси и приезжайте ко мне, адрес… У меня очень мало времени. Вечером улетаю в Рим. Первый правый подъезд от арки. Дверь металлическая. Код… Жду. – И отключился.

Он почему-то был уверен, что она приедет. Принял душ. Побрился. Натянул легкий спортивный костюм. И стал ждать…

Встретил ее в дверях.

– Здравствуйте, – неуверенно произнесла она.

Он не ответил. Закрыл дверь на засов. Повернулся к ней. В глазах ее плавала растерянность. Коснулся бровей, щек. И обнял.

– Не надо, – прошептала она.

Но когда он нашел ее губы, сама обхватила его шею руками. Плащ ее остался лежать у порога, шляпка – на телевизоре в холле. От сапог он ее освободил, когда занес в спальню. А дальше все провалилось в небытие.

Потом они сидели за столом и пили кофе.

– Я должен через полчаса поехать в офис, – сказал он.

Прошел в кабинет, достал из ящика стола стопку зеленых и запасные ключи. Вернулся. Положил перед ней на стол.

– Деньги и ключи от квартиры. Я научу тебя, как открывать дверной замок.

Она вспыхнула, глянула на него в упор.

– Я ничего не возьму, Борис Аркадьевич. Боюсь, что мы не поняли друг друга.

– Не надо отчества, Надя. Забирай дочку, и переезжайте ко мне. Чувствуй себя здесь хозяйкой.

Кровь отлила от ее лица. В глазах появилось смятение, но она не отвела их.

– Это что, Борис, официальное предложение руки и сердца?

– Так точно.

– Давай отложим все до твоего возвращения…

Председателем Римского трибунала оказался низенький, тучный и улыбчивый коротышка, весь светившийся доброжелательностью. Он усадил Кузнецова в кресло у приставного столика, сам втиснулся в такое же кресло напротив. Переводчик не понадобился, трибуналец сносно говорил по-русски, хотя совершенно игнорировал падежные окончания.