«

Царевич Дмитрий

»

В подвале каменном, сыром,

Накрытый стареньким тряпьём,

Слуга магната умирал.

Казалось, он едва дышал,

Что смерть его вот-вот настигнет

И мир земной душа покинет.

Но он за жизнь свою сражался

И за неё, как мог, цеплялся.

Но вскоре в бред опять впадал,

И что-то тихо бормотал,

Царей московских поминая,

Бояр неистово ругая,

Во всех грехах их обвинял

И в несознании умолкал.

И через муки все пройдя,

Болезни тяжкой и суровой,

Однажды он, в себя придя,

Через туман в глазах свинцовый,

Увидел друга своего,

Когда он Господу молился.

Больной, решив прервать его,

К нему негромко обратился:

«Пока я жив мой верный друг,

Хочу тебе всё рассказать,

И если я скончаюсь вдруг,

Ты будешь мою тайну знать.

Я сын царя Ивана Дмитрий,

Не я был в Угличе убитый,

В тот день, когда народ восстал,

Я вместе с преданным слугою,

Из города тайком бежал.

Хочу, чтоб миру сообщили,

Что, «цесаревичем» был я

И что б меня похоронили,

Как сына русского царя».

Приятель так и обомлел,

И так бедняга растерялся,

Что на мгновенье онемел,

Но вскоре с мыслями собрался,

Скорей с Отрепьевым простился,

Да из подвала удалился,

Решив хозяина найти

И всё немедля донести.

Когда же в парке отыскал,

Он Вишневецкого Адама,

Ему подробно всё сказал,

Назвав слугу паршивым хамом.

Князь, выслушав его спокойно,

Сурово приказал молчать,

Дабы ни кто из слуг невольно,

Не смог чего-нибудь узнать:

«Ну а пока пускай «болеет»,

Но только слишком не наглеет,

А то вниманье привлечёт

И дело разом пропадёт».

Князь ни чему не удивился,

Он об Отрепьеве всё знал,

Когда же новость услыхал,

То в парк подальше удалился,

Чтоб подавить в себе тревогу,

Там несколько минут провёл,

И после, выйдя на дорогу,

Спокойно в особняк пошёл.

Князь никогда не торопился,

И всё до мелочей решал,

Когда же суть всю распознал,

В подвал к Отрепьеву спустился.

И сразу разговор завёл:

«Вот что хочу тебе сказать,

Любитель ты с огнём играть,

Но раз ко мне ты сам пришёл,

То должен ясно понимать,

Что если что-нибудь соврёшь,

Иль чепуху мне понесёшь,

Тебе дружок несдобровать.

Ко мне пришел ты не случайно,

Ведь царь Иван родня моя,

И для тебя не будет тайной,

Что наша царская семья,

Ивана Грозного усердьем,

Да силой веры православной,

А также Божьим милосердием,

Царям Европы стала равной.

Я Годунова презираю,

Цареубийцу ненавижу,

Ему напастей всех желаю

И скорый крах его предвижу.

Я знаю, ты меня искал

И слава Богу что нашёл,

Я о тебе всё разузнал,

Сам рок тебя ко мне привёл.

Ты у Романовых служил,

Мне всё монахи рассказали,

Те самые, что из Москвы с тобой бежали,

я их недавно допросил.

Когда ж Борис бояр сослал,

Ты чтоб от сыщиков укрыться,

В какой-то монастырь бежал,

Решив. в монахи там постричься.

Но вскоре шум вокруг унялся,

Ты в Чудов как-то перебрался,

Там в свите патриарха был,

И даже в думу с ним ходил.

Однажды сыщики узнали,

Что ты «Димитрием» назвался,

Ты понял что перестарался,

И вы тогда сюда бежали.

Когда ж до Киева добрались,

В Печёрский монастырь пробрались,

Не зря же говорит народ,

Язык то Киева любого приведёт.

Ты там как будто простудился

И вот когда совсем свалился,

И все твоей кончины ждали,

То исповедаться решил.

Когда игумена позвали,

И ты ему «секрет» открыл,

Во лжи вас тут же обвинили

И за ворота проводили.

Тогда совет вам кто-то дал,

К Острожскому с мольбой идти,

А заодно вам подсказал,

Как князя в Киеве найти.

Вы также от людей узнали,