Агнес Диллард, одетая в шерстяное пальто и шляпку, открыла заднюю дверь фургона и вынула венок на металлической подставке. Блэкберн накинул куртку и фетровую шляпу и вышел ей навстречу. Она как-то сказала ему, что между ними много общего: они оба стараются хоть немного утешить людей в тяжелые моменты. Миссис Диллард всегда с большой заботой подходила к подготовке цветов и венков. Блэкберн подмечал ее старания в деталях, на которые скорбящие могли и не обратить внимания: как хорошо сплетены венки, как аккуратно стебли срезаны под углом, чтобы цветы дольше не увядали. А еще он знал: если предложить ей помочь поставить венок на могилу, она поблагодарит, но сделает все сама.

– Я просила дочерей мистера Берра подождать пару дней из-за плохой погоды, но они настаивали, ведь сегодня его день рождения, – сообщила цветочница, когда они вошли на кладбище.

Могила появилась месяц назад. Никаких табличек, просто заиндевевший холмик черной земли. Миссис Диллард воткнула в землю металлические прутья подставки, пристроила на нее венок и отступила на шаг.

– Вряд ли он долго продержится в такой ветер, но тут уж ничего не поделаешь.

Выходя с кладбища, миссис Диллард остановилась и посмотрела вниз по склону холма. Возле дома стоял красный «олдсмобиль» – точно такой же, как тот, из которого две недели назад вылез мистер Хэмптон и бросился к Блэкберну и Наоми через Мэйн-стрит, выкрикивая оскорбления.

– Дэниел Хэмптон говорил девочке отвратительные вещи, – заметила миссис Диллард. – Бедняжка могла потерять ребенка из-за такой мерзости.

– Не стоило привозить ее в город.

– Ты же не мог знать, что так выйдет, – утешила его цветочница. – В любом случае ей лучше со своей семьей. Не считая тебя, здесь, наверное, никто не относился к ней по-доброму.

– Надеюсь, Наоми там хорошо, – сказал Блэкберн.

– От нее не было вестей?

– Нет, мэм, но я собираюсь сегодня туда съездить.

– Уверен? – спросила цветочница. – По радио обещают снег.

– Все будет в порядке.

Поставив коробку с вещами Наоми в машину, Блэкберн вернулся на кладбище для последнего осмотра, поправил вазу, подобрал пустую пачку из-под сигарет. Поддержание порядка он считал долгом и перед живыми, и перед мертвыми. Так учил его Уилки, предыдущий смотритель. Раскладывать венки и цветы, косить траву и убирать опавшие листья нужно было как следует. Уилки отличался строгостью и в вопросах правильного рытья и засыпки могил: какими должны быть длина и глубина, сколько времени должно пройти до поминальной службы, сколько – после. В последний день ученичества Блэкберна старик показал ему сундук с кладбищенским архивом и объяснил, как правильно заполнять документы. Позже они сидели за единственным столом в домике смотрителя. Между ними лежала большая тетрадь в кожаном переплете. «Все, о чем я забыл упомянуть, записано в этой тетради, и тебе нужно выучить каждую строчку. Люди приходят сюда со скорбью в сердце и задают много вопросов. Если ты знаешь ответы, то проливаешь бальзам на души горюющих и даешь им веру, что их усопшие находятся в надежных руках». Блэкберн медленно переворачивал страницы из плотной потемневшей бумаги. На обороте были набросаны карандашом очертания надгробных камней разной формы, под каждым стояли имя и одно-два предложения. Блэкберн никогда прежде не встречал таких слов: «дисковидный», «волюта», «филфот»[2]. Даже знакомые фразы – «древо жизни», «путеводная звезда» – выглядели в этом окружении очень странно.

Потом Уилки в последний раз повел Блэкберна на кладбище и остановился у памятника в заднем ряду с надписью «Шей Лири».