– Одевайся, прогуляемся.

– Да ты издеваешься?! – взрываюсь я, и даже голос возвращается ко мне. – Давай без меня!

– Не обсуждается.

С этими словами он уходит, а меня так и распирает изнутри: хочется окончательно разбить зеркало на мелкие осколки, как следует саданув по нему кулаком, вырвать раковину вместе с трубой, устроить погром, заполнить все вокруг битым кафелем, пылью и грохотом. Какого хрена вообще?! Это был долгий и отвратительный день, и я хочу, чтобы он как можно скорее закончился! Как смеет он заставлять меня куда-то с ним тащиться?!

Смотрю на свое отражение, и меня пробирает отвращение к самому себе. Я облажался. Девчонка чуть не погибла из-за меня. Я подвел ее. Я подвел Сумрака. Чувствую себя слабаком, который не придумал ничего лучше, чем сдохнуть от рук бездомного. Этим бы все и закончилось. И меня спасла не моя звериная мощь, которой я так горжусь, а мелкая девчонка, соплюха, вмешавшаяся в мой разговор со смертью.

Железная коробочка с бинтами и зеленками летит в стену, врезается с такой силой, что крышка ломается и все содержимое рассыпается по полу, а я тащусь к себе в комнату, и к счастью, не встречаю никого по пути. Меньше всего мне бы сейчас хотелось отвечать на чьи-то вопросы или выслушивать сочувственные речи. А если бы этим кем-то оказался Пит, он мог бы сильно пострадать и уйти с разбитым носом, как уже бывало, когда он совершенно не вовремя попадался мне под горячую руку. Оказавшись в своей комнате, борюсь с диким желанием запереться, закутаться в одеяло, накрыть голову подушкой и игнорировать любые угрозы и попытки меня выкурить. Но одного детского поступка на сегодня достаточно.

Кто-то стучит.

– Открыто, – рычу я, влезая в свежую футболку.

Сказка проскальзывает внутрь и тут же закрывает за собой дверь, прислонившись к ней спиной.

– Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке, – тихо произносит она.

За все время нашего с ней общения она впервые старается не смотреть мне в глаза. Стоит, уставившись в пол, накручивает локон волос на палец. Святая невинность, опечаленная крошка. Если бы я собственными глазами не увидел, как эта малышка в льняном сарафанчике подошла к обезумевшему бездомному и без особых усилий его кремировала, в жизни бы не поверил, что она на такое способна.

– Да пустяки, я в полном порядке! – отмахиваюсь небрежно. – Слушай, я виноват в том, что случилось…

На моих штанах запеклась кровь, коричневая полоса тянется по бедру до самого колена. без задней мысли снимаю штаны, отшвыриваю на пол, и беру со спинки стула чистые джинсы. Я не привык, что в Бункере надо кого-то стесняться и испытываю некоторое замешательство от того, что девчонка краснеет и отворачивается.

Я стараюсь побыстрее одеться, чтобы ее не смущать, но сгибаться пополам сейчас крайне неудобно и весьма больно. Когда я, наконец, застегиваю ремень, по моему лбу стекают струйки пота.

– Ты ни в чем не виноват, – бормочет она. – Ты не мог знать. Все произошло само, а ты… если бы не ты…

– Нет, если бы не ты.

Мы смотрим друг на друга, как обычно, наверное, смотрят люди, которые едва избежали гибели, стали значительно ближе друг к другу и отныне начнут дружить семьями или, как минимум, обмениваться открытками на новый год.

– Сказка… – внезапно до меня начинает доходить смысл всего, что сегодня произошло. В первый же день в Городе она дважды наткнулась на бездомного, причем один раз днем, и я могу счесть это чем угодно, только не удивительным совпадением. – Да ты же…

Договорить свою мысль я не успеваю, потому что дверь открывается, оттесняя Сказку в сторону. Сумрак заглядывает внутрь, замечает ее и очень выразительно смотрит на меня. Он больше не хочет видеть нас вместе, это понятно. В чем-то он, безусловно, прав. Я и сам думаю, что мне стоит держаться от нее подальше.