– Мик планирует отказаться от своей доли в отцовской компании, так по-идиотски хочет продемонстрировать ему свою независимость, – стягивает Вик футболку и принимается за джинсы. – У него в разработке собственный бизнес-план в этой же нише. В общем, хочет утереть нос отцу. Хреновый из него стратег. Эмоции всегда впереди разума. Не понимает, что этим хуже сделает только себе.
Я даже подвисаю на несколько секунд от сказанного Виком. А потом задаю родившийся из всего этого вопрос:
– Почему? У них настолько всё плохо?
Касаюсь полиэстера бикини, которое, оказывается, всё-таки не забыла. Но радуюсь этому как-то отдалённо.
– Как бы это не звучало, отец всю жизнь не воспринимал Мика серьёзно, я бы даже сказал, считал его пустым местом. – Вик снимает боксеры и достаёт из своей сумки плавки, а я хмурюсь, пытаясь понять очередное.
– Но почему? – тоже начинаю медленно раздеваться.
– Мик младше меня всего на две минуты, но родился, в отличии от меня, слабым в плане здоровья. Астма, слабый иммунитет. Постоянные больницы, обследования. Херова куча нервов, по рассказам мамы. Отец считал, что при его собственном стальном здоровье, его сын не может быть таким слабым, что высказывал и маме, и мелкому Мику временами. Потом появились проблемы, которые брат доставлял, когда учился в школе. В семнадцать выдвинутые обвинения из-за участия в драке. Там на самом деле до хера всего… Мик был неуправляемым всё время, и отец каждый раз напоминал ему, что не видит в нём своё наследование. А что самое дерьмовое, после развода родителей, в день их с мамой отъезда и я обвинил его во всём, как и отец это всегда делал, тоже на тот момент поддавшись эмоциям. Мик послал меня к херам собачьим и все годы не выходил на связь. Позже я уже осознал, что был неправ так же, как и отец…
Вик заканчивает спокойно в том время, когда я медленно завязываю лиф на шее перед зеркалом в полный рост на встроенном шкафу-купе. В груди потяжелело от рассказал Вика, и больше от того, что мне в какой-то степени знакомо это чувство. Когда всю жизнь считаешь себя тем, кто приносит лишь дискомфорт своим близким. В моём случае причина одна: потому что я существую. Меня надо кормить, одевать, учить, а ещё я мешаю, когда открываю рот. В случае Мика – он не оправдывал во многом ожидания своего папы, за что с самого детства подвергался психологическим экзекуциям, а может, и не только психологическим.
Натягиваю слабую улыбку, когда Вик подходит сзади. Одной рукой обнимает за талию, а ладонью второй аккуратно пробирается под край чёрного треугольника, прикрывающего небольшую часть груди. Большим пальцем гладит сосок, и он тут же твердеет. Дыхание перехватывает ещё и от глубокого дыхания у уха.
– Малыш, ты расстроилась? – кусает за мочку, заставив этим меня прикрыть глаза. – Сейчас уже всё хорошо, не бери в голову. Отец тоже понял… всё. Только вот Мик упёрся, как баран. Общается с ним, но всякую помощь отвергает. Отказаться от акций думает, совсем поехал. Понятно, что ещё держит обиду. Но я думаю, им надо просто нормально поговорить…
Закусив губу и не открывая глаз, я сначала отрицательно качаю головой, а потом киваю. Так хочется отпустить все эти тяжёлые мысли. Как всё просто у некоторых людей. Просто поговорить, просто простить. Возможно ли простить родителя за увечья, причинённые нелюбовью? По-настоящему простить и отпустить, не обманывая ни себя, ни кого-либо другого? Хотела бы и я знать ответ.
– Да, им надо поговорить, – вразрез со своими мыслями тихо отвечаю. Но может, это просто я ничего не понимаю, а разговор по душам помогает всё решить таким, как я или Мик. У меня нет такой возможности, но интересно узнать, получится ли в их случае.