Чтение гримуаров вызывает во мне больше вопросов, чем дает ответов. Все больше склоняюсь к мысли, что самостоятельно разобраться с этими текстами я не способен. Может ли хоть кто-нибудь их растолковать? Или их авторы писали для себя и своих ближайших компаньонов? Гримуары напоминают шифровки, записки на мертвом языке. Я понимаю отдельные слова, но не способен осознать весь текст целиком.

Также, я не уверен, что имена сущностей переданы верно. Да, и кто, вообще, делал эти записи? А проверял ли их кто-либо на практике? И возможно ли их верифицировать? Или же в них заключен сугубо субъективный опыт, личные переживания конкретных магов?

Разбирать гримуары это квест с несколькими уровнями сложностями, пока не пройдешь один – внешний, не спустишься на второй – внутренний. А в конце поджидает босс, готовый с радостью полакомиться тобой, если ты недостаточно успешно прошел эти уровни, не набрался опыта и не развил навыки необходимые для того, чтобы контролировать воплощение в этом мире демонической сущности.

Без описания настоящих ритуалов я не смогу продвинуться вперед со сценарием. Продолжаю изучать найденные мной тексты.

Есть еще один важный персонаж игры – само поместье. Ветхое, пыльное, но прочное. Наполненное причудливыми вещами и призраками. Покинутое небрежно, словно в спешке, но терпеливо ожидающее возвращения своего хозяина.

Старые часы, стрелки которых живут своей жизнью. Чучела зверей и неведомых существ. Старая мебель, тяжелые пыльные шторы, окна с витражами, азиатские вазы и ширмы. Уродливые лица на портретах знатных предков. Статуэтки неведомых народов Африки, крайнего Севера и кочевников Средней Азии. Пожелтевшие кости, коллекция курительные трубок, ружья и книги в переплетах цвета человеческой кожи, абажуры с татуировками. Внушительная коллекция затянутых паутиной винных бутылок в просторных погребах.

Фолианты с текстами на санскрите, арабском и латыни. Старомодные приспособления для химических и физических опытов, костлявые, ребристые аппараты и слегка пораженные ржавчиной агрегаты. Газовые лампы, мутные, блеклые зеркала, колбы с ртутью, золой и ядами, урны содержащие неведомые субстанции, запретные смеси и препараты, которых не должно существовать в этом мире, сосуды до краев наполненная черной вязкой жидкостью. Гибриды существ, на мордах которых читается чистая агония, эмбрионы мутантов с патологиями неземного происхождения. Загадочные символы на стенах, потолках и полах.

Поместье одновременно напоминает склад музейных экспонатов, архаичную лабораторию и обитель аристократа-мистика. Но оно больше, чем просто конструкция – это плодовое тело, физическое воплощение потусторонней воли – слепой, голодной и жадной. Ее выживание превыше всего, ее витальность сильнее нашей, ради продолжения собственного существования она пойдет на что угодно, а воспротивься мы ей – сотрет с лица земли весь наш вид без малейших колебаний. У этой силы свои – неведомые нам – планы. Узнай мы их – все-равно не сможем до конца осознать, ведь наш язык не способен уместить их в себе во всей полноте, без потери главного. Вероятно, эта сущность вовсе не мыслит, а если в ней и происходит нечто схожее с мышлением – оно определенно не основано на языке. Ему чуждо все человеческое – все, что мы можем сказать о себе, ему противно.

Поместье – наиболее понятное воплощение это силы, форма, которую человек способен воспринять. Неизвестно в каких отношениях это существо находилось с дедом Тома, – поклонялся ли он ему или подчинил его себе, – но дом играет по своим правилам. Он дает подсказки и запутывает. Склоняет то к одной сюжетной линии, то к другой. Возможно, дом пытается воздействовать на игрока, с целью развить в нем определенные качества, ввести в особое состояние духа, заставить отклониться от разумного поведения и принять иную логику. Время здесь условно, что делает возможным движение во всех направлениях, пространство же не ограничено тремя измерениями, а материя – иллюзорна. Лишь человеческое восприятие накладывает на мир рамки, тем самым придавая ему форму. Дом пытается вывести героя за пределы, за самые грани восприятия. Игрок будет вынужден бороться с домом, заставлять его замолчать, чтобы оставаться в рамках понятного, предсказуемого и повторяющегося опыта.