– Принцессы – драконам. А нам, царям, особо выбирать не приходится. Царица – и точка.

– Жаль. Так хотелось встретить дракона…

Этого дракона я ей вспоминал десять лет жизни. Даже сына Пашку предлагал назвать Иггдрасилем.

– Пап, ну вот зачем ты меня назвал Пашей? Меня в школе Светка дразнит Пашкой-дурашкой.

– Это она просто неровно к тебе дышит, свет мой. Ты отвечай ей, что Светке-конфетке слова не давали.

– Ага, скажешь ей такое… Она потом меня какашкой обзовет.

– Ты тогда подумай, какую бы рифму она придумала к Иггдрасилю?

Сын задумался. Потом неуверенно предположил:

– Ковид?

Никакого чувства рифмы. Весь в маму.

– Траву косиль! И уносиль!

Сын хохочет так, что прибегает Маринка.

– Вы чего тут ржете? Я вас оставила помыть посуду и плитку, а вы веселитесь.

– Мы моем, моем. Вон уже три ложки в лоток положили. А куда нам торопиться, в субботу?

Жена уставилась на меня с подозрением.

Знаете, как смотрит жена с подозрением? Мол, а не спрятаны ли у тебя в лотке с ложками три любовницы и неучтенная банка коньяка?

Я ответил чистосердечным взглядом. Никаких любовниц, дорогая. А для банок есть гараж.

– Ты забыл, мы сегодня идем в театр?!

Бли-и-и-ин. Блин! Забыл.

– Конечно нет, зайка моя.

– Я тебе дам зайку! Галстук нашел?

Не нашел. Я его в прошлом театральном сезоне в солидол нечаянно макнул, когда в гараже в яму лазил. Там он и остался. Я им крышку банки с солидолом подоткнул.

– Нашел. Но ты в курсе, что он уже немодный?

– Сам ты немодный.

– Мань, ну зачем мне галстук, а? Я буду в джинсах и белом джемпере. Ты мне его для чего тогда покупала? Чтобы я в нем колеса менял на зиму?

– Ну ладно, – сдаваясь. – Но не в джинсах, а в серых брюках!

Туше.

Марина уехала делать маникюр, прическу и массаж ягодичных мышц. В театре очень нужны ягодичные мышцы.

– Пап, вы там в театре долго не заседайте, – предупредил чуткий ребенок. – Я-то сегодня с дедом буду до ночи в «Доту» резаться, за вами проследить некому.

Господи, не ребенок, а килограмм персиков. Бабушка уехала на две недели в санаторий, дед Митя отрывается по полной. Он от внука недалеко ушел, два сапога пара. У них даже ямочки на щеках одинаковые.

Дед приехал за Пашкой в три часа дня, а жена так и не вернулась с процедур ягодичной красоты.

Позвонил в четыре.

– Марин, ты помнишь, что у нас театр в шесть часов?

– Да я уже бегу. Бегу. У парикмахера на мне фен сломался.

Кстати, это какая-то загадочная особенность Маринкиного биополя. Я ей не даю никакие электроприборы. В ее руках взрывается и горит все – моя бритва, сотовые телефоны, микроволновки и пылесосы. Странно, что я до сих пор целый. Как утверждает жена, если во мне и был терминатор, то он давно перегорел.

Появилась дома в пять двадцать восемь, с прической а-ля Мэрилин Монро, маникюром со звездами и офигенными ягодичными мышцами!

Прическу щупать нельзя, я знаю. Маникюр пусть сохнет себе. Но вот мышцы же можно потрогать?

– Да куда ты тянешь свои проводки? Видишь, у меня юбка наглажена. Царь ты или конюх?

– Она была наглажена до парикмахерской. А сейчас ей уже все равно, как и конюху. Марин, давай еще десять минут потратим на массаж. А юбку ты новую наденешь, вон ту, с кактусами на белом поле.

– Вова! Я билеты за месяц покупала! На этого режиссера у нас весь отдел уже сходил!

Десять минут! Ха! А этих режиссеров – туда же. К драконам.

Зря я вспомнил про драконов. Затарахтел телефон, это Иггдрасиль решил напомнить, чтобы мы не опоздали в театр.

– Спасибо, свет мой. А то мы тут сидим, пьем чай с плюшками, забыли про всякие театры…

– Я же молодец, да, пап?

– Ты – чемпион!

Пока я разговаривал, Марина уже сменила юбку и нетерпеливо перебирала лапками у двери.