– Что значит МТЛБ? – тихо спросил у Ашота Геша.

– Вездеход на гусеничном ходу, – ответил за Ашота Виталик.

– О! – восхитился Геша.

– Ты что, в армии не служил? – вяло поинтересовался у него Костик.

– Не-а, у меня плоскостопие.

– Дефективный, значит…

Геша возмущённо посмотрел на Костика, но промолчал.

Ровно в четыре часа Виталик привёл их ко входу в подвал трехэтажного дома. Видавшая виды вывеска гласила: «Краеведческий музей». Большой округлый камень стоял на бетонном пьедестале рядом с дверью, патина времени и лишайники покрывали бока валуна. Грубо высеченное на нём лицо равнодушно смотрело на туристов из-под полуприкрытых век, ноздреватая поверхность делала лицо рябым, а линии неровными, отчего изгиб губ казался капризным.

– Что это? – спросил Костик.

– Вулканическая бомба, а на ней вроде как изображение воина, если верить археологам. Этакий курильский сфинкс, – ответил Виталик.

– Мне кажется, лицо женское, – сказал Сергей Семёнович и задумчиво провёл пальцами по пухлым каменным губам. – А глаза с восточным разрезом.

– Трудно сказать, местные тоже считают, что лицо женское, – ответил Виталик. – Бытует легенда, что таких каменных баб на острове было три, они составляли магический треугольник и оберегали жителей острова от бед. В тот год, когда этот камень нашли и перевезли сюда, случилось сильное землетрясение[34]. Половину посёлка сровняло с землёй[35].

– Много людей погибло? – спросил Сергей Семёнович.

– Без жертв обошлось. Но многие уехали с перепугу.

Когда Геша, входивший последним, ступил на бетонную ступеньку, железная дверь с лязгом закрылась за его спиной. Темнота подвала обступила их, лишь тусклый свет струился снизу из дверного проёма, ведущего налево. Пахло плесенью.

– Подождите, ступеньки покатые, упасть можно, – сказал Виталик. – Тут где-то выключатель…

Раздался щелчок, вспыхнули лампы, и темнота ускользнула за спину высокой седоволосой женщины. Смотрительница музея воззрилась на них без улыбки, и Ашот отпрянул назад, едва не сбив с ног Изуми.

– Добро пожаловать, – в голосе женщины скрипнули дверные петли. – Проходите. Здесь у нас зал дикой природы.

Они шагнули в небольшое помещение, где стены пестрели фотографиями каких-то людей, растений, листами гербария.

– Вот фото Николая Дроздова, он приезжал однажды к нам на остров, – женщина показала на чёрно-белый снимок. – Ельцин, кстати, здесь тоже был, и многие другие известные люди.

Ашот покосился на чучела птиц, которые явно потеряли первоначальный вид – кое-где перьев на них почти не осталось и проглядывали тонкие птичьи кости. Гипсовый слепок гигантского следа медведя стоял у стены. Изуми приложила маленькую руку к отпечатку лапы, едва закрыв его на четверть. Костик положил свою руку поверх, и след медведя стал казаться не таким уж и большим, на две трети закрытый растопыренными пальцами Иваницкого.

– Смотрите, объёмный макет Кунашира из папье-маше, – позвал Виталик. – В этой точке мы сейчас. А вот тут, на севере, Болышева и Тятя, а кальдера Головнина в противоположной стороне, на юге. Сами видите, какой маленький остров.

– Так мы его за день можем посмотреть, что тут две недели-то делать?! – воскликнул Ашот.

– Это вряд ли, – возразил Виталик. – Остров практически непроходим: низменности заболочены, а чуть выше поднимешься – сплошной бамбук. Здесь передвигаются только по периметру, вдоль берега. А дорога всего одна, вот она, километров пятьдесят длиной.

– Зато, наверное, тут у всех удочки из бамбука? – спросил Сергей Семёнович.

– Из этого бамбука удочку не сделаешь, стебли слишком тонкие. Растет сплошняком, зараза, ни одни штаны не выдерживают, и обувь тоже – всё рвёт в клочья!