Там вокруг Нацуми вновь начинается суета: надо сменить свадебное кимоно на простое и накормить с утра не евшую невесту. Саито, уставшего от обязанностей жениха и мужа, отправляют в сад.

В саду неподвижный воздух глушит звуки, лишь в кронах деревьев едва трогает листья слабеющий ветер. В тягучем покое, залитом послеполуденным солнцем, голоса, пробившись сквозь бумажные стены, кажутся резкими криками чаек.

– Зачем ты оставил меня, Саито? – доносятся вдруг слова, сказанные так тихо, что молодожён решил, будто ему послышалось. Однако беспокойство закрадывается в душу, потому что Саито узнал голос. Но та, что могла произнести слова упрёка, должна быть сейчас далеко. Подумав так, самурай устыдился своего страха и решил обойти вокруг дома, чтобы убедиться, что и впрямь здесь никого нет.

Он прошёл между рядами деревьев гингко, сыплющих под ноги солнечно-жёлтые листья; песчаная дорожка пересекала аллею, маня к пруду, и ноги сами свернули на неё. Старая черепаха, заслышав шаги, высунула нос из воды в ожидании крошек, да так и не дождавшись, поплыла к ближайшей кормушке. У самого берега медленно шевелили плавниками толстые карпы. Саито отвёл рукой свисающие до земли ветви ивы и увидел спину юной жены: Нацуми, склонившись низко к воде, с ладони кормила карпов. Смутная тревога охватила Саито при виде белого кимоно, на котором танцевали вышитые золотыми нитями журавли, и он протянул руку, желая коснуться плеча Нацуми.

– Как мог ты оставить меня? – услышал он вновь, и я повернулась к нему лицом.

Вздрогнул молодой самурай, и краска стыда и гнева залила его щёки.

– Кицунэ?! Как ты посмела прийти сюда?!

– Я так любила тебя, Саито, – тихо сказала я, глядя изменнику прямо в глаза.

– Э… – протянул он, не зная, что ответить. – Я должен был…

– Мне так жаль, Саито, так жаль… Мы могли бы быть счастливы вместе. Я ждала тебя, но ты не вернулся.

От неожиданности и удивления Саито не мог двинуться с места. Я обняла его в последний раз, а когда отпустила, безжизненное тело мешком свалилось на траву с перерезанным горлом.

– Я не кицунэ! – крикнула я мертвецу, и он уже не мог поспорить со мной.

Сев на траву, я подтащила к себе Саито, положив его головой на свои колени. Долго смотрела я на бывшего возлюбленного, не замечая, что моё кимоно насквозь пропитывается кровью.

Лёгкий вскрик раздался позади, и я вмиг вспомнила о том, что Саито вполне заслужил свою смерть.

– Бедная Нацуми… Где твой хакосэко со спрятанным в нем кайкэном[16]? Сейчас он был бы кстати.

Но вмиг ставшая вдовой соперница с испугом смотрела на тело Саито и, кажется, даже не замечала моего присутствия…

Нацуми нашли лежащей в глубоком обмороке неподалёку от Саито. Её домашнее одеяние было сплошь засыпано тёмными, как свернувшаяся кровь, кленовыми листьями.

За мной устроили охоту. Клан Такихиро назначил большое вознаграждение тому, кто принесёт мою голову.

Дважды попав в засаду и с трудом отбившись от охотников за оборотнями, я решила, что пора убраться отсюда куда подальше. И мне пришла мысль о тех островах к северу от Эдзочи, куда уходили от самураев племена кувэй.

По счастью, перевал Сиретоко ещё не засыпал глубокий снег. Перебравшись через горы, я купила лодку у старого рыбака в прибрежном селении и отправилась через пролив – там, на горизонте, виднелась земля айну, ещё не покорённых кланом Мацумаэ и не знавших ни правды о Томоэ-годзэн, ни сплетен о кицунэ Томоэ.