– Я хотела сказать кое-что другое, – пробормотала Сабина. Все же она поостережется еще раз произносить фамилию Эрика на занятии.

Снейдер раздраженно махнул рукой.

– Ну, что там?

Сабина заскрипела зубами.

– Точно так же, как и в деле Centipede, убийца оставил ложные следы, чтобы подозрение пало не невиновного человека. Там берлинский гинеколог, здесь мужчина с диссоциативным расстройством идентичности из Санкт-Петер-Ординга.

Снейдер поднялся со стола и махнул рукой, словно уже знал, куда она клонит. Но Сабина не дала сбить себя с мысли.

– В обоих случаях речь может идти об одном и том же преступнике.

– Полностью исключено, – возразил Снейдер. – Методы убийц различаются. В одном случае использовали рогипнол, в другом хлороформ. Там скальпель, здесь складной нож. Кроме того, на основании резаных ран судебный медик исходит из абсолютно разных физических характеристик преступников.

– Но…

– Что – но? – воскликнул Снейдер и направился к Сабине. – Вы всерьез думаете, что мы с Бессели, как и еще десяток прочих специалистов БКА, не сравнили бы эти два случая друг с другом? Это определенно два разных почерка! Никакого сходства нет!

– Есть, – возразила Сабина. – Попытка оставить фиктивные следы.

– О боже, вы пока что выдавали неплохие идеи, но что это за притянутая за уши теория? Подумайте сами! – сказал Снейдер. – Вы утверждаете, что судмедэксперт ошибся.

– Может…

– Может, вы не доросли до этого дела и оно превосходит ваши способности, – перебил он ее. – Вместо того чтобы фантазировать, вам следует вернуться в реальность.

Сабина замолчала. Она заметила, как ее рука сама собой сжалась в кулак под столом. Конечно, это была настоящая находка для других, которые обменивались многозначительными взглядами. Лишь вчера Снейдер просил студентов предлагать новые теории и быть открытым для всего – но в следующий момент душил на корню любое креативное начало. Снейдера словно подменили. К тому же она не ожидала от него такого непоследовательного поведения. Это было непривычно. С ним творилось что-то, чего она не понимала своим куриным умишком?

– Мы снова увидимся завтра в восемь утра. – Снейдер завершил занятие.

Сабина уже не слушала. Она изучала медицинское заключение и искала подпись судебного медика. И вдруг испытала дежавю: его звали доктор Лауренц Белл.

Мелани ехала по Анрайнерштрассе к своему земельному участку на озере. Ей казалось, что ее желудок – это бездонная темная дыра. Нужно как-то выбросить из головы картинки разложившейся изуродованной девочки в полиэтиленовом пакете. Одно дело видеть такое на фотографиях уголовной полиции и представлять их в зале, и совсем другое – стоять в двух метрах, чувствовать запах тела и слышать хруст суставов.

«Подумай о чем-нибудь другом!»

Она опустила стекло, и в машину ворвался пряный запах озера. Было десять часов утра, и несколько серфингистов уже выталкивали свои доски из воды. Издалека она видела свой дом. Вообще-то, он принадлежал им с Герхардом. Они долго искали участок, пока наконец не наткнулись на этот на озере Нойзидлер, в сорока пяти километрах на юго-восток от Вены. Расположение было идеальным для обоих и не мешало их работе. Герхард был судебным репортером и, как и Мелани, имел дома собственный офис. Кроме того, оба любили работать в тишине и уединении.

Они отремонтировали дом, оборудовали мансарду и пристроили зимний сад с большой верандой. К тому же участок был достаточно большим и для хобби Герхарда: они с Мелани любили заниматься дайвингом на озере, и иногда он натыкался на разный металлолом, который вытаскивал на берег и затем переплавлял в произведения искусства в своей мастерской. По крайней мере, он утверждал, что это искусство. К счастью, у Мелани были хорошие контакты с галеристами, которые забирали у них те работы, в которых сквозило что-то необъяснимо апокалиптическое. Но некоторые выглядели совсем неплохо и даже находили применение в доме в качестве столов или настольных ламп.