Захотелось свернуться в комочек и снова заснуть, но Кэтрин должна была повидать отца – убедиться, что с ним все хорошо. Откинув одеяло, она встала и натянула на себя вчерашнюю одежду, которая валялась, скомканная, на полу. От одежды все еще пахло плавильными печами.

Сводчатый коридор за дверью спальни плавно шел вниз, закручиваясь, как будто был проложен внутри аммонита. Кэтрин сбежала на первый этаж, по дороге почтительно остановившись перед статуей Клио – богини историков. Статуя стояла в нише у входа в столовую. В соседних нишах лежали привезенные отцом из экспедиций сокровища: глиняные черепки, фрагменты компьютерных клавиатур и ржавые железные черепа Сталкеров – загадочных полумеханических солдат забытой войны. Их растресканные стеклянные глаза провожали Кэтрин злобными взглядами.

Отец пил кофе в атриуме – просторном открытом помещении в центре дома. Он в халате расхаживал между папоротниками в горшках, узкое длинное лицо было серьезно. Кэтрин по глазам поняла, что отец вообще не ложился.

– Папа? – позвала она. – Что случилось?

– А, Кейт! – Он подошел и крепко ее обнял. – Что за ночка!

– Бедный тот мальчик, – прошептала Кэтрин. – Бедный Том! Наверное… ничего не нашли?

Валентайн покачал головой:

– Убийца бросилась вниз и утащила его с собой. Они оба утонули в жидкой грязи, или их раздавило гусеницами.

– Ох… – выдохнула Кэтрин.

Она присела на край стола, не замечая, что Собака подошел и положил тяжелую голову ей на колени. «Бедный Том», – думала Кэтрин. Он был такой милый, так старался понравиться – и он ей действительно понравился. Она даже хотела попросить папу, чтобы пригласил его поработать в Клио-Хаус – тогда они с Собакой могли бы присмотреться к нему получше. А теперь он умер. Его душа отправилась в Страну, не ведающую солнца, а тело осталось лежать, холодное, на холодной земле.

– Лорд-мэр недоволен, – сказал Валентайн, глянув на часы. – В первый же день возвращения в Охотничьи Угодья в Брюхе разгуливает убийца. Лорд-мэр лично спустится сюда обсудить происшествие. Вот жду его. Посидишь со мной? Могу поделиться завтраком, если хочешь. Кофе на столе. Булочки, масло… У меня совсем нет аппетита.

У Кэтрин аппетита не было тоже, но она все-таки посмотрела на еду и вдруг заметила лежащий на дальнем конце стола потертый кожаный ранец. Его вчера выронила та девушка, убийца. Рядом было разложено содержимое, словно экспонаты в каком-то странном музее: металлическая фляга, аптечка, моток веревки, несколько полосок вяленого мяса, с виду жесткие, как язычки от старых ботинок, и мятый засаленный листок бумаги с прикрепленной к нему фотографией. Кэтрин взяла листок. Это оказалось удостоверение личности, выданное в городе под названием Строул, – грязное, затрепанное, распадающееся на части по сгибам. Прежде чем что-нибудь прочесть, Кэтрин задержала взгляд на фотографии и ахнула:

– Папа! Что у нее с лицом?

Валентайн обернулся и немедленно вырвал бумагу у нее из рук:

– Кейт, не трогай! Не надо тебе на это смотреть! Да и никому не надо…

Он достал из кармана зажигалку, аккуратно поджег уголок листа и держал над пепельницей, пока бумажка не сгорела дотла. Потом снова принялся расхаживать по комнате, а Кэтрин сидела и смотрела на него. За десять лет с тех пор, как приехала в Лондон, Кэтрин привыкла считать его не только отцом, но и лучшим другом. У них были одинаковые вкусы, они смеялись над одними и теми же шутками, у них не было секретов друг от друга – а сейчас он что-то недоговаривал об этой девушке. Никогда еще Кэтрин не видела отца таким встревоженным.

– Кто она, папа? Ты ее встречал в экспедиции? Такая молоденькая и такая… Что же у нее случилось с лицом?