О положении дел в США, о практике борьбы с преступностью и применении мер наказания известно, конечно, намного больше. А по проблематике смертной казни, как еще 20 лет назад отмечал Ф. М. Решетников, «накопилось уже попросту необозримое количество публикаций как общего плана, так и специальных криминологических и юридических работ…».[8] Знакомясь с ними в библиотеках университетов ФРГ, Канады, США, Японии и других стран, могу засвидетельствовать, что в последующие годы число такого рода исследований росло в геометрической прогрессии (это, к вопросу об «общеизвестности» проблемы). Тем не менее, в российской периодической печати информация о практике применения смертной казни в США носит хаотичный, обрывочный и далеко не всегда точный характер и потому достаточного представления о реальном положении дел в этой сфере еще не имеется.

Что же касается Японии, ее законодательства, судебной практики, тенденций преступности, роли исторических, культурных и психологических факторов в формировании уникальной системы противодействия этому явлению – обо всем этом и широкому читателю, и даже специалистам известно гораздо меньше. Точнее сказать, почти не известно. (Между прочим, в 2007 году исполнилось 100 лет действующему УК. Японии). Поэтому информация о том, что, связано с анализом уголовной политики США, характером общественного мнения, распространенностью судебных ошибок и т. д. – все это «растворено» по соответствующим разделам книги. А все, что касается ситуации в Японии, в основном сконцентрировано в рамках двух специальных глав.

Вторая часть работы посвящена общим вопросам темы – эффективности смертной казни; опыту применения альтернативной меры; состоянию общественного мнения; фактору судебной ошибки; тенденциям в применении сметной казни и перспективам мирового движения за отмену этой меры наказания.

Работая над этой книгой, автор, конечно же, сознавал неполноту данных мировой и национальной уголовной статистики, а тем более, неполноту, фрагментарность, а то и очевидную искаженность фактических данных о применении смертной казни в ряде стран, долгие годы скрывающих статистику применения этой меры наказания. Поэтому, используя различные методы анализа и множество дополнительных источников информации, старался сосредоточить основное внимание на выявлении объективных тенденций. Эти тенденции иллюстрируют около шестидесяти таблиц, графиков и диаграмм, вобравших в себя все многообразие статистического и эмпирического материала.

Сбором материала и подготовкой этой монографии автор занимался, как минимум, 13 лет. Это связано не только с его многочисленными личностными недостатками и свойствами, заставлявшими много раз переделывать ту или иную фразу или вновь уточнять те или иные показатели, которые, кстати говоря, в более поздних статистических документах той или иной страны зачастую меняются. Главная причина в том, что с середины 90-х годов и правоприменительная практика, и динамика тяжких преступлений в наиболее развитых странах стали существенно меняться. Такое развитие криминологической ситуации противоречило мрачным прогнозам некоторых российских криминологов, опиравшихся на ретроспективную статистику 1980–1995 годов. Но именно с середины 90-х годов маятник насильственной преступности в этих странах стал менять направление хода. Отсюда понятное желание охватить как можно более длительный период наблюдений с тем, чтобы определить, не идет ли речь о «временных исключениях» и в какой мере они являются закономерными.[9] Для настоящей работы это имело особое значение, ибо, казалось бы, чем меньше убийств, тем меньше, должны быть масштабы применения смертной казни. Исследование показало, однако, примитивность и ущербность такого подхода, на котором, по сути дела, и строится мифологическая теория устрашения суровыми санкциями и их роли в деле предупреждения тяжких преступлений.