МАЛЬЧИК Да.
ОН А физрук работает у нас в НИИ, в охране, пропуска проверяет, я как-то забыл свой дома, он не хотел меня пускать, так ему директор приказал запомнить мою физиономию навеки и пускать меня в любых случаях, днем и ночью, нужно, говорит, товарищи, знать наших лучших людей, это их вы и охраняете. А я его спросил, по-прежнему ли он любит бегать стометровку. СКАЖИ, ты очень любил маму?
МАЛЬЧИК Да.
ОН А отца?
МАЛЬЧИК Да.
ОН А отца?
МАЛЬЧИК Да.
ОН А отца?
МАЛЬЧИК Прошу тебя, не надо.
ОН Вспоминать – так вспоминать.
МАЛЬЧИК Об этом не надо. Прошу тебя.
ОН Но ты ведь очень удивился, отчего это я не плачу.
МАЛЬЧИК Не надо!
ОН увидел отца. Отец ходил всегда очень сосредоточенно. Когда его левая нога, например, делала шаг, то правая в этот момент уже обдумала и точно знала, куда ей ступить с максимальной экономией. Нога видела все камушки, трещинки на его пути и заботливо их обходила. Отец установил со своими ногами приятельские отношения, но вместе строгие и трезвые. Он ничего не хотел слышать об их усталости, не принимал никаких скидок на плохую обувь, мороз или слякоть, работать – так работать, говорил он им, своей левой и правой ноге. Он говорил сердцу, что пора бросать дурить, вон как ноги берегут тебя, сердце, а ты все продолжаешь капризничать и дурить, нехорошо это, нехорошо и несерьезно. Ты слишком много просишь есть, желудок, слишком много, а это уж совсем несерьезно. Ты знаешь, желудок, ты знаешь, сердце, ведь я – мужчина, у меня есть женщина и сын от нее, мой сын, желудок и сердце, и я обязан их кормить и защищать, найти им одежду и пищу, да, да, это главное – пищу, а на деле что выходит, а? А на деле выходит вот что: я сам сижу у них на шее, у моей женщины и у моего сына, и мне стыдно за себя, за мужчину, и особенно стыдно за тебя, сердце, которое ни черта не хочет слышать и дурит, и дурит, а с тобой, желудок, я вообще перестану иметь дело, если все это в корне не изменится.
ОТЕЦ Здравствуй, сын.
ОН Здравствуй.
МАЛЬЧИК Здравствуй.
ОТЕЦ Вы совсем не бываете у меня.
МАЛЬЧИК Я не бываю.
ОТЕЦ Что?
МАЛЬЧИК Я говорю, что я у тебя не бываю, потому что мама навещает тебя почти каждый день.
ОТЕЦ Тебе это не нравится?
МАЛЬЧИК Мне все равно.
ОТЕЦ Значит, не нравится.
МАЛЬЧИК Мне все равно.
ОТЕЦ Ну, это вопрос формулировки. Бросим об этом. Ты не предложил мне раздеться, ты ждешь, чтобы я ушел?
ОН По-моему, я тогда что-то ел, а отец стоял и смотрел в тарелку, и я испугался, что он попросит доесть, а мне было жалко отдать.
МАЛЬЧИК Разве?
ОТЕЦ Что «разве», сын?
МАЛЬЧИК Разве может сын хотеть, чтобы его отец ушел?
ОТЕЦ Так я посижу с тобой до маминого прихода, а ты не скажешь маме, что я приходил.
МАЛЬЧИК Я говорю маме все.
ОТЕЦ А этого не надо говорить маме, сын, мама расстроится, потому что она знает, что мне трудно без вас.
МАЛЬЧИК Хорошо.
ОТЕЦ Как у тебя дела в школе?
МАЛЬЧИК Хорошо.
ОТЕЦ Уж если ты предложил мне раздеться, может, расскажешь поподробнее?
МАЛЬЧИК Хорошо.
В этой новой школе все меня мало знают, пока еще я новенький, ребята поприставали ко мне и отстали. Учительница по литературе сказала, что у меня очень интеллигентная речь, спросила, кто мои родители, я сказал, что папа раньше занимался наукой, а сейчас очень болен и ничего делать не может. Он был ранен? – спросила она. Нет, сказал я, папа не был на войне, так как у него уже было три инфаркта.
ОТЕЦ Я причиняю тебе много хлопот, но может быть, со временем, ты перестанешь на меня сердиться.
МАЛЬЧИК Ты не причиняешь мне никаких хлопот.
ОТЕЦ Речь у тебя, действительно, интеллигентная.
МАЛЬЧИК Это плохо?
ОТЕЦ Нет, это – странно.