Незначительный помощник Калошина, молчун Гришка – «принеси-подай-сбегай», – был известен своей крайней немногословностью. Бывало, за несколько дней никто не слышал от него ни единого слова. Приходя на работу, он лишь кивал мужикам и, облачившись в рабочую одежду, молча, целыми днями разводил цементный раствор, шлифовал мраморные или гранитные плиты. Иногда Виталий за бутылочкой рассказывал, что однажды при разгрузке ракушечника его помощнику придавило пальцы руки двухсоткилограммовой плитой, но никто этого не заметил. Пострадавший терпел боль и не проронил ни звука, пока другие рабочие не закончили перекур и не освободили Гришку от тяжести коварного камня.

– Правда, что ль, Гриша? – похохатывал Белошапка, видимо, не в первый раз слушая эту историю.

Но молчун лишь неопределённо пожимал плечами и беззлобно прятал ухмылку в рыжей бородке. Доброта его и безобидность были столь же очевидны, как и немногословность. Ещё одной отличительной чертой Гришки являлось безграничное милосердие к людям, животным и даже растениям. Карманы его потрёпанного пиджака всегда были набиты засохшими корками хлеба и сыра, семечками. Все проживающие на кладбище животные, едва завидев худощавую Гришкину фигуру, немедленно окружали его, ожидая подаяния. Нацелив голодные глаза на карманы разнорабочего, собаки жалобно поскуливали, а кошки истошно орали. Гриша не спеша раздавал корм сначала сильным и крупным, а затем щедрее – маленьким и слабым. Зимой, когда погост заносило снегом, он развешивал на деревьях кормушки из пластиковых бутылок, наполненных зерном. Птицы, сопровождая его, оживлённо щебетали и едва ли не садились на плечи своего покровителя. Пробираясь в самые дальние углы кладбища, он осторожно стряхивал снег с веток. Гришка несказанно огорчался, если на предполагаемом для новой могилы месте росло деревце или кустарник, и его приходилось срубить. Оказав помощь дереву (спилив обломанную веточку, намазав больное место солидолом), он подсыпал пернатым корму и возвращался в мастерскую. Глаза рабочего светились теплом и тихой радостью.

– Покормил скотину, божий человек? – не предполагая немедленного ответа, спрашивал Калошин и хлопал напарника по плечу. Гришка веником обметал с сапог налипший снег, слегка кивал головой и чему-то улыбался. Виталий задумчиво морщил лоб. – Согласен, что порой молчание красноречивее всех наших слов и людям иногда более понятны жесты, чем слова. – Он в недоумении разводил руками. – Но однажды, когда я в шутку предложил помощнику отдать корку хлеба не собакам, а Белошапке на закуску, Гришка сказал мне, что нет у человека преимущества перед животными: и те умирают, и эти. После таких слов действительно можно не говорить годами. – Калошин с некоторым умилением посмотрел на напарника. – Во всём он видит скрытую духовность тварного мира.

За мастерской скульптора находилась небольшая комнатка с шатким столом и парой колченогих табуреток. В углу стояло несколько лопат и деревянные козлы: на них ставили гроб с покойным, прежде чем опустить его в могилу.

Хозяевами этого крохотного помещения были могильщики, или, как их называли на местном диалекте, – копачи. Червон и Юрка являлись полной противоположностью друг другу, хотя в прошлой – докладбищенской – жизни оба были спортсменами. Высокий атлетичный Червон некогда был гордостью города. Одно время его имя – Виктор Червоненко, – принадлежало участнику Олимпийских игр, призёру чемпионата Европы, чемпиону страны по метанию диска, не сходило со страниц газет и экранов телевизоров. Но серьёзная травма перечеркнула все дальнейшие мечты и планы. Как-то незаметно короткая профессиональная деятельность чемпиона остановилась на последнем пункте из обоймы «спортинструктор-грузчик-могильщик». Выход обуревавшим его горьким чувствам был найден – он начал пить. Сперва крепко, а затем беспробудно. Жёсткое пьянство нанесло ощутимый удар по умственным способностям спортсмена, которыми он и раньше не блистал. Ничем не прикрытая его примитивность была очевидной. «Много в теле, ничего в голове», – буркнул как-то вслед Червону Калошин. Не отставал от него в пристрастии к рюмке и коллега по лопате. Юрка раньше был боксёром-легковесом. Причём неплохим боксёром. Худой, жилистый, злой; он мог в уличной потасовке управиться с двумя-тремя амбалами. В одной из таких драк Юрка сломал челюсть сыну местного высокопоставленного чиновника, что немедленно сказалось на его свободе: несмотря на усилия знакомых адвокатов, обвиняемый получил четыре года тюрьмы. Правда, через пару лет он вышел на свободу по амнистии, но дорога в спорт была для него закрыта.