Всё хорошее проходит стремительно, и вскоре настал последний день отдыха. Как художник, я должен был осмыслить, впитать в себя происшедшие события, людей, принимавших в них участие, и саму атмосферу этого крымского городка, – очевидно, Калошин снова вспомнил Горбачева, ибо лицо его несколько исказилось. – Я бродил по набережной и даже не обращал внимания на многозначительные взгляды женщин, думая почему-то не о них, а об Иосифе Львовиче.

На следующий день я уже был дома. Работа сразу захватила меня, и жаркие курортные будни стали постепенно уходить в прошлое.

Однажды друзья пригласили меня на рыбалку. К полудню клёв закончился, и мы достали из речки заранее опущенные туда бутылки с пивом. На расстеленную газету поставили бокалы и положили огромного вяленого судака.

Белошапка нервно заёрзал на стуле, заглядывая в опустевший стакан. Калошин, углублённый в воспоминания, не заметил его жаждущий призыв и продолжил свой рассказ.

– Смотри-ка, таблица розыгрыша лотереи ДОСААФ, – ткнув пальцем в газету, сказал один из приятелей. – Говорят, в этом году будет разыгрываться новая двадцать четвёртая модель «Волги».

Какое-то неясно-тревожное предчувствие возникло на пороге моего сознания, но, так и не успев конкретизироваться, исчезло. Я пил пиво без особого желания, и мысли мои были далеко. Самое странное заключалось в том, что я не понимал, где именно: во всяком случае, не здесь, возле реки. Когда спала жара, мы снова возобновили рыбалку. Я рассеянно следил за поплавком, не замечая поклёвки. Вечером, собравшись варить уху, мы разложили из сухих веток костёр. Один из моих друзей скомкал служившую скатертью газету, сунул её в костёр и поднёс спичку. Малиновый язычок пламени охотно лизнул промасленную рыбьим жиром бумагу. Билет! Лотерейный билет! Таинственные механизмы удачи наотмашь ударили по ветхой моей памяти. Я выхватил газету из костра и голыми руками затушил огонь.

У меня не было никаких сомнений в том, что билет, который находился у Иосифа Львовича, выиграл автомобиль. С трудом я переждал ночь, а утром, сославшись на недомогание, уговорил друзей ехать домой, чем вбил последний гвоздь в гроб своей рыбацкой репутации.

Дома я разыскал некогда сунутую мне в карман бумажку и, разгладив рваную обгоревшую газету, долго не решался заглянуть в таблицу розыгрыша. Наконец два травмированных ошмётка газеты соприкоснулись друг с другом, и взгляд мой медленно заскользил по столбцам цифр. Косясь в шпаргалку, я сравнивал их с написанными шариковой ручкой каракулями. Заветный код становился всё ближе и ближе, сердце мое билось всё чаще, я уже почти видел вожделенные цифры! Но, – Виталий стукнул кулаком по столу, уже в который раз испытывая потрясение от досады, – на предполагаемом месте полного совпадения оказалась… прожжённая угольями дыра.

Белошапка подскочил со стула и довольно грубым словом высказал свое волнение, даже, я бы сказал, восхищение. Признаться, меня тоже задело остросюжетное повествование ваятеля.

– Экие вы, однако, впечатлительные, – сказал Калошин, но было заметно, что он доволен произведённым эффектом. Виталий хотел было разлить оставшуюся водку по стаканам, но вдруг передумал и поставил бутылку на стол.

«Видимо, на концовку легенды оставляет, – подумал я. – Сказочник хренов…»

– Я прижал газету к груди, – продолжил рассказ скульптор, – и заплакал. Нет, не потому, что мне стало обидно за столь нелепую коллизию судьбы, а оттого, что мое нервное напряжение уже, вероятно, достигло апогея. В голове мелькнула мысль: «А может, не получить желаемого – это иногда и есть везение?» Но я оделся и пошёл в сберегательную кассу. Развернув свой клочок газеты с написанным номером, я приблизился к стенду с таблицей розыгрыша и взглянул на запомнившееся место. Номера на выигрыш «двадцатьчетвёрки» совпадали. Неимоверное спокойствие, даже умиротворение овладело моим сознанием. Я брёл по улицам, ничего не замечая перед собой. Придя домой, я лёг на диван и проспал до позднего вечера. Такого глубокого и, к месту сказать, мертвецкого сна у меня не было со времени службы в армии. Проснувшись, я разыскал номер телефона крымского приятеля и позвонил ему, в Новосибирск. На том конце провода подняли трубку; ответила женщина с печальной, как мне показалось, интонацией в голосе. Я представился и попросил позвать к телефону Иосифа Львовича. После достаточно длинной паузы она ответила, что её муж на прошлой неделе… скончался. В трубке послышались глухие рыдания. Я молчал, не зная, что сказать в ответ. Наконец я выразил вдове свои соболезнования, и связь тут же прервалась: очевидно, она положила трубку.