«Нет, он не знал, что у учительницы заболеет муж, и она отдаст ключ Оле Вороновой», – орал охрипший внутренний голос Перова. Но орал, откровенно говоря, от ужаса. Потому что мальчику ничего не стоило выкрасть ключ из учительской. Географичка торопилась и забрала свой, так, почему бы и литераторше не согрешить? А, когда негодяй увидел, как Воронова, заперев класс, сунула ключ во внешний карман сумки, он легко его вынул. Зачем? Чтобы в учительской не светиться. Но импровизация была ошибкой. Заказчик, которому он после убийства обо всем подробно доложил по сотовому из пустого класса, это понял. И утром напал на девочку. Даже, если пропажу ключа она обнаружила накануне вечером, после удара по голове и шока доверять ей полностью никто не решился бы.

Майор Перов чувствовал себя отвратительным скотом и извращенцем. Как он завидовал людям, у которых не хватило бы фантазии на подобные измышления. Потому что эту фантазию не питают статистика подростковой преступности и протоколы осмотра мест убийств, совершенных детьми. То, что он выдумал, было цветочками по сравнению с каждодневной реальностью. И было очень похоже на правду.

– Я тебя достану, малолетний подонок, – вслух посулил Перов, одеваясь для выхода из дома. – И того, кто заказал тебе Ямцова тоже.

В школе его поразили веселье и толчея. Охранники Веденеев и Алдошин загибались от хохота. На второй этаж в сопровождении повизгивающих от ликования малышей торжественно шествовали два абсолютно лысых мальчишки постарше. Перов обогнал процессию и столкнулся на площадке с Алексеем Николаевичем, грозно преградившим толпе дорогу к знаниям.

– Не слишком оригинально в наше время так оболваниться, – поделился первым впечатлением майор.

– Они не оригинальничают, а нарываются на международный скандал, – кисло ответил завуч.

Он обратился к « людям, которых считал состоявшимися», чтобы изгнать их на неделю вон. И велел для паспортного контроля в аэропорту запастись справками о перенесенном тифе, а не надеяться на то, что педагоги подтвердят их сомнительные личности.

Бунтари неторопливо развернулись и царственно удалились. Зрителей Алексей Николаевич разогнал пристальным тяжелым взглядом. Потом объяснил майору:

– Гении. Математик и химик. Обоим по двенадцать лет, оба в выпускном классе – сплошной экстернат…

За заслуги перед наукой ребята были званы в Америку на какой-то конгресс вундеркиндов. В конце прошлого учебного года сфотографировались на загранпаспорта. И на характеристики, которые школа оформляла все лето. И вот в сентябре оба явились с волосами до поясниц, не узнать. Может, они от переизбытка ума так быстро обрастают? Куратор из министерства заклинал придать им прежний божеский вид, родители только что по потолку не бегали от отчаяния. Но мальчишки наотрез отказались расставаться с лохмами. В день своей смерти Владимир Георгиевич послал их с уроков в парикмахерскую стричься. Кричал, что американцы придают большое значение цивильному облику. Вчера строптивцы не явились в школу. А сегодня устроили представление.

Алексей Николаевич горестно вздохнул, хлопнул себя по залысинам и убежал. Гомон перемены сменился тишиной урока. Перов без помех шатался по лестницам и коридорам. Потом навестил завуческую и попросил связать его со школьным бухгалтером. Ничего криминальнее слова «наличка» он не услышал. Да, с родителей собирали деньги и расплачивались с преподавателями, которые не числились в штате, с охранниками. Но были протоколы собраний, приходно-кассовые ордера, квитанции.

– Давайте займемся бумагами, – уныло предложил майор пожилой женщине со страдальческим полным лицом. – Мне надо иметь представление, какова была коммерческая хватка вашего директора.