Кошка, укрывавшая своего детеныша старым покрывалом, вскочила на лапы, глаза ее расширились от ужаса. Она зашипела, издавая пронзительный звук, словно собираясь броситься на врага, но опасность была невидимой, ощущалась только в дрожании стен и в жутком грохоте, который еще не утих. Маленький котенок затих, закрыв глаза от страха.

В этом хаосе, среди разрухи и смерти, посреди дрожащего пола и разбитых ваз, среди запаха гари и страха, послышался четкий стук в дверь. Трижды – ритмично, уверенно. Стук, который отличался от всего окружающего хаоса, словно бы хотел сказать: «я здесь, я в безопасности, я пришел помочь».

Но кто это мог быть? В этот момент не было времени на раздумья. Кошка попыталась подняться с пола, но тело еще дрожало от ужаса. Ее глаза бесцельно метались по комнате, ища укрытие, но оно было невозможно. Она была в ловушке.

Стук в дверь прозвучал снова.

Внутренний огонь, последние искры жизни, тлели в ее маленьком, истерзанном теле. Кошка, словно изможденный боец, с трудом поднялась на задние лапы, мышцы дрожали от усталости. Когти, острые, как иглы, впились в деревянный пол, придавая ей необходимую устойчивость. Ее измученные глаза вглядывались в темноту за дверью, в тот самый полумрак, который заставлял сердце стучать в бешеном ритме. Заглушенный стук, едва различимый в тишине, пронзил насквозь. Она знала, что никто, кроме него, не посмел бы нарушить покой в этот час. Никто, кроме того, кто уже давно заслужил ненависть. В ее голову врывался ужасный образ: темная, громадная тень, которая бродила по улице, заставляя всех дрожать от страха. Она видела, как он разрушал все на своем пути, оставляя за собой лишь пустоту и разрушения. В ее памяти все еще свежи картины погибших товарищей, которые не смогли противостоять его силе.

В глазах зажглась искорка упрямства, затем она зашипела, звук был слабый, но в нем скрывалась неистовая ярость. Мать не дала бы ему пройти дальше, она не дала бы ему завладеть ее домом. Кошка защищала не только себя, но и память обо всех, кто погиб.

Тишина, окутывавшая полуразрушенную квартиру, была не просто отсутствием звуков. Это была тишина, наполненная страхом, холодом и отчаянием. В ней таилась бездна неизвестности, в ней слышалось эхо бомбежек, отдававшееся в сердце глухой болью. Но и в этой тишине было что-то необычное, что-то, что нарушало ее покой.

Вдруг, из глубины этой тишины вырвался звук. Сначала это было едва уловимое шевеление, как если бы сквозь сон просочилось неясное шептание. Но затем звук усилился, стал четким и не оставляющим сомнений. Это был скрип.

Скрип деревянной двери, словно трещание старых костей, потревоженных внезапным движением. Он был слабый, но отчетливый, как если бы кто-то осторожно пытался открыть дверь.

Кошка, забившаяся в темный угол, вздрогнула. Ее уши впились в звук, пытаясь разобрать его до последней нотки. Она чувствовала, как инстинкты пробуждаются, будто древняя система сигнализации, оповещающая о наличии опасности. Ее дыхание стало частым и не ровным. Глаза, привыкшие к темноте, заметно расширились, пытаясь ухватить не только звук, но и саму опасность, которая за ней скрывалась.

Этот скрип, не более чем небольшой звук, проникающий в глубину ее сознания, стал символом всего, что окружало: страха, неизвестности, безысходности. Он означал, что она осталась не одна, что в этом темном и холодном мире еще есть что-то, что может нанести ущерб, есть что-то, что может угрожать ей и ее котенку.

Скрип, нарушивший тишину, оборвался внезапно, словно и не было ничего. Но тишина уже не была такой глубокой и спокойной, как раньше. Она стала напряженной, напоминая струну, натянутая до предела, готовая в любой момент лопнуть. В этой напряженной тишине кошка чувствовала, как ее инстинкты бьют в набат, требуя действий, предупреждая о настоящей опасности. Ее шерсть встала дыбом, и она свернулась клубочком, готовясь броситься в атаку, если будет нужно.