Мы стояли молча: дышали, наслаждались видами, каждый думал о своем. Я не стала лезть с расспросами – если Ираклий захочет, то сам расскажет о том, что его тревожит или волнует. Приятную вечернюю тишину ничего не нарушало, были слышны лишь птичьи трели да приглушенный гул из-за закрытой двери, что вела в общий зал – гости еще собирались. До официального начала празднования оставалось минут десять, не больше.
– Тихо ты, – вдруг послышался простуженный мужской голос, – садись.
– Сесть всегда успеем. Присаживаться надо, – ответил ему слегка писклявый, словно подвывающая собака, голос.
– Слышь, мы тут родную речь, что ли, учить вздумали или дело делать? – первый, видимо, торопился.
– Да дело, дело. Давай базарь, что надо, – понял это второй.
Я замерла и, приложив палец к губам, показала Ираклию, что нужно молчать. Сама же попыталась перевеситься через перила, чтоб рассмотреть говорящих. То ли любопытство во мне всегда берет верх, то ли это уже профессиональная деформация. Подсмотреть не удалось, так как балкон был большим и сильно выдавался, а скамейка, где расположились странные собеседники, видимо, не только находилась под ним, но и была еще задвинута вглубь к самой стене здания. Зато слышимость была прекрасная.
– Короче, вот с этой штукой ты пролезешь под машину и оставишь ее там.
– На земле?
Простуженный разозлился – это чувствовалось по его голосу:
– Я тебя самого в земле в таком случае оставлю! Ты за что бабки получил?
– Да понял я, понял. Все сделаю в лучшем виде, говори как, – спохватился Писклявый.
– Эту штуку ты крепишь к днищу, а потом выманиваешь хозяина с этого праздника жизни – мой подарок будет готов. Как только он сядет за руль и отъедет, красивая дата на памятнике ему обеспечена. Уж я-то постараюсь, закажу самый шикарный. Мне для лучшего друга ничего не жалко.
– Понял, не дурак.
– Тогда выполняй. И запомни – ты меня не видел, я тебя тоже. Друг с другом мы вообще не знакомы, усек?
– Усек.
Голоса затихли, а я задумалась. По ходу дела, это покушение. Причем задумано оно близким человеком Кривца – юбиляр сейчас счастлив и расслаблен, его легко будет вызвать, что-то сообщить.
Так, надо срочно что-то решать. С одной стороны, я понимаю, что лезу не в свое дело, телохранителем-то меня все-таки нанял Ираклий, а не Кривец, да и вообще не кто-то другой. А если посмотреть иначе, то на волоске сейчас жизнь человека, причем не простого, а самого юбиляра. Это же и на репутации Ираклия скажется. Кто захочет иметь дело с артистом, который был связан со смертью заказчика. Еще, чего доброго, злые языки приклеят ему «черную метку».
Эти мысли промелькнули в моей голове за несколько секунд, а вот состояние задумчивости сыграло со мной злую шутку.
– Бу! – в мои ребра уткнулось что-то твердое.
Я, не раздумывая, развернулась и со всего размаха ударила того, кто стоял за спиной.
Это оказался Пасечник. Он держался за скулу, по которой уже расплывалось темнеющее на глазах пятно.
– И пошутить нельзя. Жень, ну что ты как пацанка – чуть что, сразу в драку?
– Я профессиональный телохранитель. Негоже ко мне подкрадываться со спины, тем более так тихо. Я ж могла и покалечить.
– Так, дуй за льдом, – кивнула я Ираклию, – а у меня одно дельце организовалось. С товарища, – я кивнула недоумевающему Василевсу, – глаз не спускай. А ты пока молчи, потом разберемся, – это я уже быстро проговорила на ходу своему подопечному.
И резко размашистым шагом, насколько мне это позволяло вечернее платье, вышла с балкона, открыла дверь и начала ужом скользить среди гостей. Чувствовалось, что их заметно прибавилось.