– Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание? – Обернулся стоявший возле тощего парень в черной кожаной куртке с булавками на рукаве.

Из быстро растущей толпы любопытных вышла мелкая девчонка в длинном сером платье, пошитом из трикотажных пеленок.

– Я окончила курсы первой помощи. Могу сделать ему…

– Иди отсюда, – сказал панк. – Это не место для девчонок. Там дикий ужас. Нужен мужик, чтобы привести его в чувства.

– Сам иди, придурок, – огрызнулась неудавшаяся медсестра и обиженно отвернулась.

– Нужно дать ему воды, тогда он очнется, – сказал низкорослый, бритый наголо парень с оттопыренными ушами.

– А где ты возьмешь воду, умник? Ее нигде нет со вчерашнего дня. – Панк с иронией посмотрел на лысого. – Можешь помочиться ему на лицо.

В этот момент в толпу влетел Мариуш Блашковский. Он хотел отодвинуть в сторону парней, стоявших у входа, но здоровяк в ажурной майке бесцеремонно его оттолкнул.

– Что происходит? Что там? – спросил Мариуш.

– Отвали. Это мы их нашли. Хочешь посмотреть, гони деньги. Кто хочет увидеть представление, тот платит Мише. – Он указал на похожего на него металлиста в надетой на голый торс черной безрукавке, стоявшего справа от входа в разворошенную палатку.

– Мне нужно знать, за что платить.

– За голую неподвижную телку.

– Что значит неподвижную?

– Мертвую, придурок. Ты польский язык не понимаешь? Плати или проваливай, не мешай другим.

Мариуш посмотрел на него внимательно, оценивая свои шансы. В рукопашном бою, который преподавали в школе, он был неплох, и мог бы справиться с этим здоровяком, но пришел в выводу, что не стоит создавать дополнительные проблемы. Он сунул руку в карман и вынул служебное удостоверение.

– Исчезни, работает милиция! – прикрикнул он на парня, и этого хватило, чтобы тот сбежал. Остальные подростки, загораживавшие вход в палатку, отошли в сторону как по мановению волшебной палочки. Вонь, доносившаяся из палатки, усилилась.

Милиционер наклонился и заглянул внутрь. Сначала он заметил парня. Он подполз к нему на коленях и проверил пульс, приложив ладонь к шее. Живой, подумал он с облегчением. Он заметил еще одного человека. Он не заметил его сразу, потому что, вероятно, под напором любопытных верхняя часть палатки обрушилась и накрыла его плотным саваном, из-под которого видна была только нога. Мариуш поднял брезент и почувствовал слабость. Еще немного и он потерял бы сознание, как до этого Вилли.

Он быстро выбежал из палатки, остановился снаружи и сделал глубокий вдох. Он посмотрел на кольцо окружавших его молодых людей.

Слева все это время стоял металлист, которого друг назвал Мишей.

– Эй, Мишка, – обратился к нему Мариуш, – подними свою задницу и приведи сюда наряд милиции.

– Что? – спросил удивленно металлист.

– Бегом за милицией!

– Я не Мишка, а Миша.

– Бегом, я сказал! И предупреди, что милиционеру нужна помощь.

Старший лейтенант Стефан Медушевский из городского комиссариата в Яроцине предчувствовал недоброе. Он всю ночь не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, а когда задремал, ему стали сниться кошмары. Ему казалось, что он куда-то бежит, сквозь какую-то чащу, то ли людей, то ли деревьев. Он спотыкался, падал, вновь поднимался и продолжал бежать. Когда казалось, что скоро он выбежит на открытое пространство, он проснулся в холодном поту. В конце концов 53-летнему мужчине, ростом метр шестьдесят и весом девяносто восемь килограммов, совсем не просто бегать, даже во сне. Этот сон многократно повторялся. В пять утра старший лейтенант сдался. Он осторожно встал с постели. Тихо, чтобы не разбудить спящую жену, оделся и спустился вниз, на кухню. Он сидел там до шести утра, читая старые газеты, пока не решил, что хватит сидеть дома, лучше выйти в люди. Он выехал из гаража на своем маленьком «Фиате» и направился в сторону комиссариата. Уже несколько дней, с того момента, когда в Яроцин стали прибывать толпы молодых людей, он выбирал более длинный путь. Он медленно проезжал мимо палаточного поля и наблюдал за этими чудиками, приехавшими со всей Польши. С тех пор, как несколько лет назад на голову милиционеров из спокойного прежде великопольского городка свалился этот молодежный фестиваль, он не мог прийти в себя от удивления – как это возможно, чтобы руководство страны терпело все это? Нельзя сказать, чтобы Медушевский не любил молодежь, тем более молодых девушек. Но не таких, каких он видел на фестивале. Он любил порядок и чистоту, как моральную, так и физическую. А то, что он видел на палаточном поле и в городе, взывало к небесам об отмщении, а точнее не к небесам, а к воеводскому комитету партии или еще выше.