Курортникам дядя Валя угол не сдавал, во всяком случае, сейчас. Игнат ушел, во дворе никого – дядя Валя мог позволить себе спуститься в подвал в трусах и в майке. Игнат присел возле лежащего на ступенях тела, ощупал руку, ногу. Мышцы уже твердеют, налицо признаки начальной стадии трупного окоченения, и тело уже начало остывать, хотя и не очень заметно.

На стене, у подножия лестницы, висел термометр, который показывал восемнадцать градусов – не самая лучшая температура для хранения вина, но для исследования самое то. Ректальную температуру он замерять не стал, сунул градусник под мышку. За этим занятием его и застала Лия.

– Ты что делаешь? – Она удивленно смотрела на Жукова.

– Температуру замеряю.

– Зачем?

– Ты лучше скажи, кто мог это сделать?

Игнат поднялся, осторожно вышел из подвала, достал из кармана пачку «Примы».

– И мне! – Лия потянулась за сигаретой.

– Кто?

– Я откуда знаю?

– Там ведь и тетя Витя. Ее тоже убили.

– О боже!

– Ножом несколько раз в живот ударили…

– Вот уроды!

– Талый?

– Талый?! – задумалась Лия.

– Он мог?

– Не знаю…

– А ты хорошо подумай.

Игнат сходил в свою комнату, вернулся, а Лия все думала, приставив палец к щеке.

– Думай. Но не придумывай.

– И все-таки: зачем градусник?

Игнат кивнул, снова спустился в подвал, вынул термометр. Тридцать четыре и три. И это при температуре в подвале восемнадцать градусов. Игнат посмотрел на часы. Четыре часа пятнадцать минут.

– Убили в районе двух часов. Может, в половине второго.

– Ты откуда знаешь?

– В отделение меня доставили… Приняли в одиннадцать сорок… – Игнат помнил время, когда снимал с руки часы.

– И что?

– Пока ничего. Пока только думаю.

– Откуда Талый мог знать, где ты живешь? – спросила Лия и сама же догадалась. – Хотя…

– Что хотя?

– Ну, я подходила к твоему дому.

– Когда подходила?

– Я за кофтой ходила.

– Когда?

– Где-то в час ночи. Точно не скажу… Или нет, скажу… Я за кофтой ходила, мама вышла, сказала, что уже начало первого, мол, поздно уже, не ходи.

– Мама сказала?

– Я думала и тебе что-нибудь принести, подошла к дому, а там тихо. Ну, думаю, зайду, разбужу тетю Вику… И дяде твоему завтра на работу. Вот я заходить и не стала, а мама выглянула и упомянула, который час.

У ворот послышался шум, подъехала и остановилась машина, причем с включенным проблесковым маячком.

– Луноход подъехал, – тихо и совсем безрадостно объявила Лия.

Игнат не ошибся, и Сазонов подъехал, и Самойленко. Они шли от машины к дому, оглядываясь. Он вышел им навстречу.

– О, Жуков! – оживился старшина. – Опять ты что-то натворил.

– Двойное убийство, – мрачно глянул на него Игнат. – Тетю мою…

– Когда? Кто? – уставился на него Сазонов.

– В два часа ночи убили плюс-минус полчаса.

– Ты видел?

– Из участка?

– Кто видел?

– Никто… Случайно обнаружил.

Игнат провел Сазонова к погребу, показал на открытую дверь.

– Смотрю, замка на двери нет. Открыл дверь, а там…

– Труп там! – останавливаясь под самым козырьком, сказал Самойленко.

– Медведь! – покачал головой Игнат.

– Что?! – вскинулся старшина.

– То! Кровь у тебя под ногами! Смотреть надо!

– Это ты мне говоришь?! – вышел из себя Самойленко. – Морда уголовная!

– Уголовная! – Игнат спокойно, но твердо смотрел ему в глаза. – Но не морда… Старший лейтенант Жуков, краевое управление уголовного розыска, оперативный уполномоченный.

Игнат протянул Сазонову свое служебное удостоверение.

– Краевое управление?! – Тот озадаченно смотрел на него.

– Хабаровский край.

– А-а, Хабаровский! – повеселел капитан.

– Кто тут у вас оперуполномоченный? – Лия смотрела на Игната большими, как блюдца, глазами. И восторга в них совсем чуть-чуть, не больше капельки.