И тут баронесса словно опомнилась и зло посмотрела на Уэйда:

– А вы – положите на место то, что успели взять за ужином! И прямо сейчас!

Все с интересом посмотрели на американца. Смутившись, он выложил из кармана две серебряные десертные ложечки и три сигары из другого кармана.

Женщины ахнули.

– Объяснитесь, – потребовал барон Курт, угрожающе надвигаясь на продюсера.

– Ну, я… у меня болезнь… я случайно беру предметы и кладу их в карман.

– Господа, проверьте свои часы и портмоне. Вдруг он случайно взял, – барон подчеркнул это слово особой интонацией.

– Я не карманник, – взвился американец, – у меня такая болезнь. Клептомания. И я сам предупредил об этом баронессу перед ужином. Я не знаю, почему беру разные вещи. Просто иногда мне следует напоминать, и я добровольно их верну.

– Мы будем внимательно за вами приглядывать, а если что-то пропадёт, мы будем знать, у кого спросить.

Отто фон Гальбах вплотную подошёл к продюсеру и тихим голосом, который, однако, услышали абсолютно все присутствующие, произнёс:

– Немцы за последние годы многое пережили. И это время было не очень хорошим. Неприлично интересоваться тем, что было во время войны, да и после неё. Хотя вам, американцам, не понять, через что прошёл каждый немец.

Голос звучал спокойно, но мурашки пробежали по спине Уэйда.

– Я не хотел своими вопросами кого-либо обидеть.

Резкий хрип старика оборвал голоса в гостиной – звук стал полной неожиданностью для всех. Его дрожащие пальцы хватались за горло, но судорожные попытки сделать вдох были обречены, и тело с шумом рухнуло на ковёр.

Тишина, ставшая на миг оглушительной, взорвалась криками. Все бросились к профессору Шульцу. Один перевернул тело, другой разорвал ворот рубашки. Женские руки опустились на его грудь, пытаясь заставить работать остановившееся сердце, сосредоточенно делая уже, по сути, бесполезную работу.

Барон фон Тодгрейфф приложил два пальца к шее старика, пытаясь почувствовать хотя бы слабое биение пульса. Ничего. Пустота.

– Дайте ложку, – он протянул руку и посмотрел на американца.

Тот механически, не отрывая взгляда от тела учёного, опустил руку в карман и протянул маленькую серебряную ложечку.

– Вы что, весь сервиз баронессы украли? – спросил кто-то, но никто не обратил на это внимания.

Уэйд даже не слышал вопроса, он лишь внимательно смотрел на учёного и молчал. Взгляд его перестал быть бегающим.

Вильгельм поднёс к губам профессора ложку, но её серебро так и осталось чистым и сверкающим.

– Он мёртв.

Шум от голосов резко усилился. Говорили все разом, вопросы сыпались со всех сторон, стоял один неразборчивый гул.

– Людвиг, принесите простыню, – Вильгельм поднялся и посмотрел на дворецкого, – надо накрыть тело.

– И ничего здесь не трогайте до приезда полиции.

– А чего это вы здесь командуете?! – заорал магнат.

– Курт, будьте любезны, вызовите полицию. Не думаю, что баронесса Анна в состоянии сейчас объяснить, что произошло у неё в замке. Возьмите это на себя, – барон проигнорировал крик Отто.

– Да. Да. Хорошо. Я сейчас позвоню из кабинета, – Курт торопливо вышел из гостиной.

Принесли простыню. Тело накрыли. Было что-то неестественное в этом холме. Все старались отвести взгляд от тела, но он всё равно возвращался, и от этого становилось дурно.

– Прошу всех уйти в библиотеку или в свои комнаты. Приедет полиция и во всём разберётся.

– А чего тут разбираться? Ему стало плохо. Наверное, с сердцем что-то. Старость, знаете ли, – пробормотала актриса.

– Я, конечно, не эксперт, но когда плохо с сердцем, не хватаются за горло. Больше похоже на отравление, – мрачно сказал Вильгельм.