– Рамона говорила, люди слишком глупы, чтобы быть счастливыми, – я невольно вздрагиваю. Как тете Норин удалось подкрасться так тихо? – Прости, не хотела тебя напугать.

Да? Почему-то мне кажется, все только и занимаются тем, что хотят спровоцировать у меня сердечный приступ.

– Она не похожа на сумасшедшую, – киваю я на фотографию. У светловолосой девушки огромные добрые глаза. Вот бы поговорить с ней. Возможно, она ответила бы на все мои вопросы.

– Скажем так, Рамона отличалась от остальных.

– Разве это делает людей ненормальными?

– Это делает их одинокими. – Норин потирает шею и пронзительно смотрит на меня. – А когда люди одиноки, они сами на себя не похожи.

Мельком взглянув на тетю, замечаю на ее шее татуировку! Тетя Норин и тату! Вот это да!

– Последствия бурной вечеринки? – У меня от удивления глаза на лоб лезут.

Норин не сразу понимает, о чем я. А когда понимает, бледнеет и резко опускает руки. Вот почему она носит свитера под горло Скрывает татуировку!

Тетя Норин такая гордая, такая правильная. Вкусно готовит, красиво говорит, много читает, играет на фортепиано. Педантична и непоколебима, будто сошла со страниц романа Жульетты Бенцони! Разве она могла сделать тату в виде перевернутого треугольника?

– В молодости мы совершаем ошибки, – наконец отвечает она, растянув губы. Но на улыбку это совсем не похоже. Мне даже становится жутко. – Я много чего натворила.

Это уже совсем не смешно. Я хочу съязвить, но вместо этого не могу шевельнуться.

– Ты хороший человек.

Мы смотрим друг на друга. Норин словно говорит: я знаю, что ты сомневаешься, что ищешь ответы на вопросы, о которых лучше было бы забыть. Она касается пальцами моих волос, заправляет их назад. Продолжает глядеть мне прямо в глаза и шепчет:

– Все мы хорошие люди, когда хорошо притворяемся.

На ее лице неожиданно появляется ухмылка, и Норин уходит, оставив меня в полном замешательстве. Я не могу дышать. Смотрю ей вслед и хватаюсь пальцами за горло. Меня трясет. Неожиданно я верю, что моя тетя может быть опасной.

Черт возьми, сердце у меня бьется где-то в висках, я вновь перевожу взгляд на стену, гляжу в глаза Рамоны Монфор и застываю. Кто же ты? И почему мне так страшно.

Я лежу с открытыми глазами. В комнате темно, обои сливаются с мебелью.

Я жду. Сглатываю и зажмуриваюсь, прислушиваясь к тишине. Она давит. Этот дом мертвый. Я понятия не имею, откуда в моей голове такие мысли, но чувствую нечто, нависшее над моей кроватью. Это нечто живое. Оно наблюдает за мной и парализует. Все думаю о рассказе Хэрри про то, как тетя Норин шипела, думаю о глазах Рамоны Монфор – таких же прозрачных и странных, как и озера в Мэриленде. Я думаю о религиозных фанатиках, которые глядят на меня так, будто бы я помазанница самого Дьявола. И вспоминаю о девушке, которая попала под колеса машины.

Мне страшно. Взгляд тети Норин, ее улыбка, скорее похожая на оскал. Я никогда бы не подумала, что она способна прорываться внутрь меня, пикировать в ребра и разрывать их на тысячи частей. Поражать сердце. Сжимать его. Сдавливать в длиннющих пальцах.

Встряхиваю волосами и резко переворачиваюсь на спину, уставив взгляд в потолок. Я смотрю вверх, а сама воображаю, как сквозь стену прорываются длинные черные когти, как они рушат потолок, раскрывая его, словно свежую рану, и прорываются в мой мир. Я невольно представляю уродливую голову, слизь, оставленную на стенах костлявыми пальцами. Представляю это и чувствую, как мой пульс тарабанит в шее. Мое сердце колотится в груди, как сумасшедшее. Мне нечем дышать.

– Так, хватит! – Я порывисто спрыгиваю с кровати и тянусь к лампе. В комнате загорается тусклый свет, и мне становится лучше. Прохожусь ладонями по вспотевшему лицу, осматриваюсь и стискиваю талию в пальцах, словно защищаясь от чего-то.