К концу месяца, моё прикрытие дало трещину, начальство заметило интерес к работе и чрезмерную погруженность с моей стороны. Кевин и Стив начали напрягаться. Каждый день в 8 утра я появлялась в бюро, закрывалась в кабинете и выходила только к концу рабочего дня. Тогда-то они и начали подозревать, что я капаю закрытое дело отца, и решили, что надобно загрузить бедняжку работой. На моем столе появилась уже приличная стопка папок, которая никуда не торопилась исчезать. Озадаченные начальники боялись пока давить напрямую, поэтому и решили подключить к делу новичка, приставили ко мне няню – Джонсона. Он должен был следить и докладывать им о всём, что я делаю.

Поначалу, Макс сострадательно ходил за мной по пятам, возобновил свои рассказы о детских воспоминаниях, пытался что-то расспрашивать у меня, но быстро понял, что это бесполезно.  Продержался он недолго, через месяц до него наконец-то дошло, что я не просто скорбящая девушка, потерявшая чувство реальности, а страдающий обсессией и самоуправством – агент. Ответственно доложив начальству о состоянии своей подопечной, он получил не очень радужный вердикт – продолжать слежку. Уверенные в том, что я знаю не больше, чем они, начальство терпеливо выжидало когда же я остыну, уткнувшись в тупик. Мол, следи за ней, Джонсон, это просто временно. Тут и отношение младшего агента Джонсона изменилось. Жалость и снисхождение сменились на раздражение и негодование. Понимаешь ли, молодой девчонке спускается с рук безделье (именно так он называл мою самодеятельность), по каким-то странным причинам передается личный кабинет, пока он сидит в маленьком «кубике» с остальными коллегами. Да  и еще вместо того, чтобы набираться опыта, работать над интересными делами, он целыми днями напролет должен был нянчиться со мной.

Макс меня напрягал не меньше, чем я его. Каждое утро я убеждала себя, что самоконтроля у меня достаточно  и,  что я сделаю всё ради достижения своей цели. Я хорошо знала, что ни он, ни начальство не в состоянии встать у меня на пути. Во-первых, меня явно недооценивали, к моей решительности относились беспечно, смахивая всё на эмоции или депрессию. Но,  когда в моей руке был очевидный козырь, размахивать им перед начальством было неразумно, я бы даже сказала-  предательски по отношению к самой себе. Да и жажда самостоятельности и личной мести туманила разум. Оставалось дело за малым – убедить Джонсона перейти на мою сторону.

Возвращаясь к моменту после установления жучка у окна бухгалтера «босса». Удовлетворенная своими успехами, молчаливая и довольная я быстрым шагом пробиралась к своему кабинету. Джонсон уверенно пошел за мной. Никто не обратил внимания на наше возвращение. Просто все уже привыкли, что мы с ним ходим парой, и что «мы», то есть я, по мнению общества- «в неадекватном состоянии». Макс плотно закрыл дверь и придвинул стул к моему рабочему столу. Он, не скрывая любопытства, рассматривал содержимое моих компьютерных экранов.

– И что теперь? На что мы смотрим? – двигаясь ближе к экранам спросил он.

– Смотрим на Джейкоба через наш жучок, – ответила я.

– И что мы видим?

– Пока ничего. Тишина. Будем ждать, – спокойно ответила я, внося новую команду в программу отслеживания – «фиксировать и сохранять звуки человеческой речи».

– И это ты полгода тут сидела, ждала, чтобы снова сидеть и ждать? – рассмеялся Макс.

– Кстати, как ты вышла на Вебера? Оперативная группа до сих пор ломает голову как это сделать, – добавил он.

Я еле удержалась от смешка, услышав про «оперативную группу». Только идиот действительно верил, что такая группа действительно существует в нашем отделе. Байку пустил сам Кевин Кларк,  дабы усмирить желающих отправиться на охоту за мафией. То есть лично для моей персоны разыгрывался этот спектакль.