– Что ж я, пьяный буду ходить с утра пораньше? – ломался Крячко.

– Ну не хочешь пьяным – ходи больным, – обиделся Феофанов, собираясь убрать бутылку обратно, но Крячко ловко перехватил ее.

– Я тебе, между прочим, говорил не пить, а полоскать, – напомнил Феофанов.

– Ладно, ладно! Но, Коля, смотри у меня! – притворно погрозил ему пальцем Крячко. – Если начальство меня уволит за пьянку на рабочем месте – будешь мне платить из своего оклада, да-да!

– Ну да! – ухмыльнулся Феофанов. – Вас с Гуровым уволишь! Вы сами себе начальство!

– Не завидуй, – сказал Крячко, проворно пряча поллитровку за пазуху. – В общем, спасибо, Коля, но если что…

– Удачи, Стас! – перебил его Феофанов и вернулся к своим делам.

Войдя в свой кабинет и поставив бутылку на стол, Крячко поймал на себе удивленный взгляд Гурова.

– Что, решил с горя о потраченных деньгах напиться и забыться? – Лев едва сдерживал улыбку.

– Не напиться, Лёва, а лечиться! Чувствуешь разницу? Этим зуб полоскать надо, деревня! – недовольно ответил Крячко и достал рюмку. – Понял? По-ло-скать! – по слогам повторил он, дунул в рюмку, наполнил ее до краев и с удовольствием поглядел на просвет. – Есть мудрая пословица: «Не пьянки ради, а здоровья для!» Ее же не зря придумали, верно?

Станислав опрокинул в рот первую рюмку, тут же, под дикий смех Гурова, налил вторую, быстренько пополоскал зуб и тоже проглотил. Самогон и вправду пился очень легко, и, к огромной радости Станислава, спустя пять минут зубная боль действительно прошла. На лице Крячко появился здоровый румянец, настроение подпрыгнуло до небес.

– Видишь, Лёва, помогает! Всё, приступаю к работе!

Однако через полчаса процедуру пришлось повторять, ибо действие алкоголя очень быстро сошло на нет. Гуров со смехом наблюдал за этой картиной, однако Крячко было уже все равно – боль стихала, и в эти моменты он был просто счастлив. Дело шло на ура: Станислав наполнял рюмки «по наперстку», как сам выражался, опрокидывал и блаженно крякал.

Время до обеда прошло для него незаметно. Он, правда, не работал, а наслаждался жизнью, с определенной периодичностью принимая очередную дозу «лекарства».

– Стас, идешь на обед? Есть хочу – умираю! – прервал его «процедуры» Гуров.

– Да, пойдем, Лёва, – отозвался Крячко.

Поднимаясь со стула, Станислав заподозрил неладное. Ноги и руки его практически перестали слушаться, голова предательски кружилась, а тело просилось обратно на стул.

Лев дико заржал, подхватил под руки товарища и сказал:

– Все, теперь ты точно вылечился. Давай-ка я тебя домой отвезу.

Крячко был пьян вусмерть. Самогон оказалась не только лечебным, но еще и крепким. Девяносто градусов, принимаемые хоть и «по наперстку», зато с завидной регулярностью, предательски сломили стойкий организм Крячко. Он был вынужден отправиться домой на гуровской машине прямо в объятия жены. Та не очень радостно отреагировала на возвращение своего супруга в таком состоянии, однако ругать и отчитывать не стала, а просто уложила в кровать, где он благополучно продрых до следующего утра.

Во вторник утром проблем только прибавилось. Мало того что зуб болел по-прежнему, так теперь сыщика еще и похмелье посетило – голова трещала и кружилась, во всем теле ощущалась противная слабость. То ли «натурпродукт» оказался не совсем «натур», то ли Станислав употребил его слишком много, да еще без закуски и не позавтракав с утра. Принятое на голодный желудок спиртное на другое утро напомнило о себе очень настойчиво: Станислава мутило и трясло. Да еще этот зуб!

В таком состоянии отправляться на работу сыщик не рискнул, начал донимать жену, чтобы она дала ему любого алкоголя, хотя бы в малой дозе. Сам Крячко спуститься в магазин был не в состоянии.