– Хорошо, накроешь ты киоск, проведешь инвентаризацию, выявишь лишние экземпляры "Лавки", а киоскерша…

– Она скажет: ой, ошибочка вышла, ой, экспедитор лишнюю пачку дал, перепутал, с кем не бывает, – Виктор Иванович смешно передразнил плаксивый голос киоскерши. – Это тоже чепуха, но у меня в запасе – ход конем. Я могу отличить газету из левого тиража от нашей.

– Но ведь на них серийных номеров нету?

– Ты, Игорь, от жизни отстал, – зам лучился превосходством и Свистуну расхотелось его дальше жалеть.

– Мы же в "Лавке" начали цветную обложку делать. Ее заказывают отдельно и печатают строго по нашему заказу. Там аппарат немецкий, как в ксероксе, каждый экземпляр на учете. Придется этим мафиози свой тираж делать только черно-белым. Вот тут я их и прищучу! – Виктор Иванович обрел обычную уверенность в себе, бросил сигарету и покинул Игоря. – Пока.

– Пока, – отозвался Свистун, затушил свой окурок и отправился в кабинет редактора.

– Можно, – сказала Любочка, полагая, что предугадала вопрос журналиста. А Игорь и так из курилки видел, что в приемную никто не заходил.

– Привет, Игорек, – Станислав Юрьевич протянул сотруднику руку.

– Здравствуйте, – Свистун ответил на приветствие и замолчал. Как-то неудобно было начинать разговор с просьбы.

– Слыхал? – редактор, чтобы усилить реплику, нарисовал в воздухе крендель, похожий на знак вопроса.

– О чем? – все равно не понял Игорь.

– В "Сибирском полиграфисте" взяли моду печатать лишние экземпляры приложения. По отчетам "Курьера" нашего тиража остается все больше, и он идет прямиком в макулатуру. Кто-то на этом наживается, а Рыбкин бормочет, что контролирует ситуацию, балбес!

– Ну Виктор вроде, действительно, разбирается…

– В носу он ковыряется! – Станислав Юрьевич снова распалился. – Еще надо разобраться, на какой бумаге печатают левый тираж! Не думаю, чтобы эти мошенники создали фирму для покупки бумаги. Ведь наверняка у нас же ее и воруют!

– У них есть норма на брак, – блеснул эрудицией Игорь.

– Есть, – зловещим шепотом согласился редактор, – а это что? – Станислав Юрьевич потряс последним номером "Лавки". – Что это, я говорю?! – Он ткнул пальцем в газетную страницу, которая прямоугольной формой и тоном напоминала известную картину Малевича. – Чистый брак, заляпанный краской, они гонят как наш тираж, а на списанной "норме" печатают свой! Я Витю уже предупредил: будет такое продолжаться, он через месяц вылетит из редакции, как из пушки, и ближе, чем на Луне, в другую газету не устроится. Это я ему организую…

Свистун понял, что оправдывать зама бесполезно, да и не его дело. Они – начальники, сами меж собой разберутся.

– Извини, что-то я опять разошелся, – сказал Станислав Юрьевич после паузы. – Дело серьезное, сам знаешь, как сейчас с деньгами, каждую копейку считаю, а тут еще эти… Если что, Игорь, помоги Виктору по контактам с милицией. Ты с ними лучше знаком. Хорошо?

– Конечно, Станислав Юрьевич, – пообещал журналист и сразу почувствовал моральное право изложить и свою просьбу.

– Ну, что там у тебя?

– То же самое. С деньгами тяжело…

3.

Рыбкин уже почти забыл о разносе, устроенном ему редактором. Разгорячившись в разговоре с Игорем, Виктор Иванович вновь обрел веру в себя и даже убедился, что он и сам хотел объявить решительный бой газетной мафии. В отличие от Станислава Юрьевича, он почти с самого начала своей работы в редакции знал о левых тиражах. Заместитель вырвался из помещения на оперативный простор улицы Каменской и бодро зашагал в сторону центра. Последний (утренний) сигнал о нелегальной "Лавке" поступил как раз с пересечения улицы Потанинской и Красного проспекта. Отсюда решил начать свой поход за правое дело Виктор Иванович. В указанном киоске газеты и след простыл, и редакционной, и левой, если она тут была. Рыбкин пошел дальше к началу Красного проспекта. Если никого не поймает, то хоть искупнется, там до Оби рукой подать. Это свинство со стороны Стаса, что задания дает, а транспортом не обеспечивает. Теоретически могло выйти так, что Рыбкин был бы сейчас начальником, а редактор – у него на побегушках, но… Виктор Иванович считал, что так получилось из-за его широкой натуры.