– Все в порядке! – крикнул Попов.
Гуров хлопнул охранника, где у того лежал пистолет:
– Скажу, чтобы тебя выгнали курятник сторожить. Пока ты развернешься, я из тебя клоуна сделаю, – и вышел в коридор.
Через несколько шагов он столкнулся с приятелем, генералом контрразведки Павлом Кулагиным, взял его за локоть, кивнул на топтавшегося за спиной охранника:
– Привет, Павел, твой разгильдяй?
– Нет, – генерал рассмеялся. – Управление охраны.
– Скажи, чтобы выгнали. Извини, тороплюсь.
Через полчаса он был уже в своем кабинете, смотрел в лукавые глаза Станислава, на флегматичное лицо следователя прокуратуры и еще на двух оперативников, заимствованных из охранного бюро, с которыми сотрудничал уже не первый год, Валентина Нестеренко и Григория Котова. Они были неразлучные друзья, причем один антисемит, а второй еврей. На эту тему они постоянно дискутировали.
– Лев Иванович, признайся, как тебе удалось девицу расколоть? – вопрошал патетически Станислав. Кивнув в сторону Гойды, продолжал: – Игорь давно не мальчик, но не сумел. А ты выехал на полдня – и в дамки.
– Станислав, тебе не понять, – ответил Гуров. – Могу лишь сказать, я не употребляю ментовские выражения типа «расколоть». Мы доверительно поговорили, и девушка не сочла нужным скрывать. Да, я дал ей слово, что о нашем разговоре никто не узнает, так что забудьте. Получены агентурные данные – и конец связи.
– Авилов Юрий Сергеевич, – прочитал Станислав лежавшую перед ним справку. – Восемь лет назад сидел за разбойное нападение, – он хмыкнул, взъерошил волосы, – получил почему-то всего два года, через год освободился, больше нигде не проходит, проживает…
– У Белорусского вокзала, – продолжил Гуров. – И я его отлично помню, собирался в свое время вербовать, мы тогда еще в МУРе пахали. Интересная история, банально, но мир действительно тесен. Григорий, Валентин, завтра спозаранку двигайте к Белорусскому вокзалу и соберите мне о парне все возможное и невозможное. Прошу всех, прокуратуру особенно: о том, что мы зацепились, никому ни слова.
– А Петру Николаевичу? – ехидно спросил Станислав.
– А Петр Николаевич, дорогой мой, будет спрашивать у меня, а не у тебя. Повторяю, никому. Сами забудьте. Разрабатываем парня, так как мы многих разрабатываем. Никаких двусмысленных ответов типа «поезд тронулся» или «спросите полковника Гурова». Ничего нет и не предвидится, а Гуров деспот и самодур.
– Хорошие слова, надо запомнить, – пробормотал Станислав.
– Ты сначала научись их выговаривать, затем раскрой словарь, узнай, что они означают, – Гуров отчего-то рассердился. Тут же понял: оттого, что обещал Нине молчать, но слово не сдержал. А как он мог не сказать, когда вся группа знала, куда и зачем он поехал?
Увидев, что друг не в настроении, Станислав взял инициативу на себя.
– Мы можем быть убеждены, что убийство совершил Авилов, но доказательств у нас ноль целых. Так? – Он взглянул на следователя прокуратуры.
Гойда лишь хмыкнул и пожал плечами, считая вопрос риторическим.
– Мы, конечно, можем предъявить его фотографию видевшим его в коридоре сотрудникам. Допустим, они его опознают и подтвердят это на допросах и очных ставках. Легенда у него, естественно, готова, он объяснит, зачем приходил на телевидение, – продолжал Крячко.
– Но пропуск на него не заказывали, не выписывали, как он прошел, неизвестно, – заметил Григорий Котов.
– Какое-то объяснение у него заготовлено.
– Необходимо проверить, возможно, он работает на ЦТ, – сказал Гойда. – Рабочим, сантехником, и у него просто имеется служебный пропуск. Пистолет он, конечно, выбросил. Выстрел очень профессиональный, человек должен был тренироваться.