Глеб поморщился, словно съел перезрелую грушу. Жить в доме, купленном на деньги тестя! Нет, подобная перспектива ему, человеку гордому и независимому, привыкшему в житейских ситуациях рассчитывать лишь на самого себя, явно не улыбалась.

С Бухтояровым, отцом Адель, пути его пересеклись, когда тот ещё работал заместителем мэра города. Однажды Глеб, изучив обстановку в городе, подготовил разгромную статью о плачевном состоянии в жилищном хозяйстве, в нелестных красках расписывая Бухтоярова, отвечавшего как раз за данный участок. Конечно, зная осторожный нрав своего шефа, Глеб вряд ли бы пропихнул в газету этот острый материал, но он схитрил и выждал момент, когда главный редактор был в отпуске. После выхода статьи разгневанный Бухтояров сразу же вызвал автора к себе. Высокий и тучный, он нервно мерял шаги по просторному кабинету и, брызгая слюной, кричал фальцетом:

– Да как ты смеешь обвинять меня, предварительно не побеседовав, не согласовав всё со мной! Сопляк! Выскочка! Недоучка!

– Ошибаетесь, у меня высшее университетское образование, – спокойно парировал Глеб, наслаждаясь гневом чиновника и внутренне злорадствуя, что он вывел из терпения такую крупную шишку. Тогда он и подумать не мог, что этот неуклюжий смешной толстяк не кто иной, как отец прекрасной девушки, в которую он влюбился с первого взгляда.

Когда Адель пригласила его в гости, в роскошном трёхэтажном особняке их встретила охрана – четверо молодых крепко сбитых бритоголовых вооружённых до зубов человека, и это сразу навело ошарашенного Глеба на мысль, что наверняка отец его любимой девушки – весьма состоятельная птица. На мраморной лестнице, когда они поднимались, они столкнулись нос к носу с мужчиной, который торопливо спускался вниз.

– Папочка, знакомься, это мой друг – Глеб, мы посидим у меня, он хочет наши картины посмотреть, – весело защебетала Адель, прижимаясь к отцу. Глеб поднял голову и замер, столкнувшись с презрительным взглядом Бухтоярова.

…Когда Адель и Глеб, усталые и разомлевшие от собственных эмоций, лежали на широкой махровой простыне, подставляя солнцу свои молодые пружинистые тела, перед ними точно из-под земли вырос их общий приятель, студент-практикант Денис Кайгородов. Он был самый молодой в их компании, но, несмотря на разницу в возрасте, троица эта была практически неразлучной. Денис, как и его старший товарищ, у которого он проходил практику в редакции, был высок, но ещё по-юношески угловат и неуклюж, густые, кудрявые русые волосы он зачёсывал назад, на его круглом добродушном лице с типично славянскими чертами почти всегда бродила широкая улыбка, и это подкупало других, кто с ним так или иначе общался. Порывистый и зажигательный, он по натуре был оптимист, и это роднило его с Глебом, собственно, один у другого они черпали силы и энергию, когда в том весьма нуждались.

– Салют! Насилу вас отыскал! Хоть бы меня, черти, предупредили, куда пошли! Хватит вам жариться на солнце. Махнём, братва, лучше в ресторан и хоть в выходной по-человечески отдохнём.

Говоря это, Денис с юношеской непосредственностью бесцеремонно расталкивал лежачих.

– Отстань, старик, чего прицепился, как репей, дай людям хоть раз в неделю отдохнуть от тебя, – беззлобно отозвался Глеб, переворачиваясь на другой бок.

– Подожди, Глеб, не ерепенься, тут есть кое-что для тебя важное, – с этими словами Денис порылся в кармане джинсов и вытащил какую-то смятую серую квитанцию.

– Это в почтовом ящике лежало, тебе надо бежать на почту за телеграммой!

.

– Что за телеграмма? Кто и зачем мог её прислать? – недоумевал подскочивший Глеб, и в душе у него что-то нехорошо дрогнуло. Ему показалось странным, что кто-то вообще мог прислать телеграмму, кроме сестры и матери, у него из близких почти никого не было, правда, были ещё дальние родственники, но он с ними очень редко общался. А что касается матери и Ларисы, им и телефона хватало, когда нужно было что-то срочное сообщить.