– А что, интересно, конкретно от нас требуется? – и затем уже сквозь зубы она процедила:

– Не думаю, что мы можем быть вам чем-то полезными, и, надо полагать, вы в курсе, к нам уже приходил следователь и всех понемножку пытал. Не понимаю, сколько же ещё можно нас дёргать!

– Ну, хорошо, хорошо, – переменила она сразу тон, заметив, как посуровело у него лицо, – от вас, корреспондентов, ей Богу, так просто не отвяжешься, ладно, сейчас соберу коллектив, правда, людей у нас раз, два и обчёлся. Кстати, уборщицу и сторожа звать?

– Обязательно, они мне тоже нужны.

– Видите ли, сторож у нас приболел, и сейчас он находится дома, пожалуй, его не стоит беспокоить, – нервно улыбаясь, добавила она и проворно встала.

– А тогда он был на работе?

– Тогда ваша сестра потому и осталась вместо него, – сказала она, и её высокая сухопарая фигура скрылась в дверях. Глеб же был в недоумении. Почему именно Ларису оставили в ту ночь за сторожа? Эта мысль не давала молодому человеку покоя. Он прекрасно знал, что сестра жутко боялась темноты и всегда старалась избегать подобных ситуаций.

Глеб дал себе слово непременно встретиться со сторожем, так как от его зоркого глаза не укрылось то, что заведующая при упоминании о нём как-то неестественно задёргалась, словно в нервном тике.

Через пятнадцать минут, гордо неся голову, вошла заведующая и, не удостоив его взглядом, прошествовала к столу, а ещё минут через десять все сотрудники музея, кроме сторожа, были в сборе. Шушукаясь между собой, они расселись вокруг стола, то и дело кидая на гостя настороженные взгляды. Среди приглашённых, – а их было четверо, – Глеб заметил остроносую девицу, занявшую место Ларисы. Заведующая поочерёдно представила ему собравшихся. Черноглазая смазливая девушка, с тёмными пышными волосами, которой на вид можно было дать лет 17—18, в отличие от всех доброжелательно и даже несколько лукаво ему улыбалась. Звали её Катей Тимофеевой. Остроносая девица – Наталья Кремова, сидела с насупленным лицом и о чём-то всё время шепталась с сидящим рядом с ней молодым сутуловатым, с насмешливым взглядом, мужчиной. Последнего Таисия Петровна представила как человека со стороны и сначала даже не сочла нужным назвать его имени.

– Он у нас на пол- ставки работает, – небрежно объяснила она, – но знаете ли, человек очень ценный, большой знаток истории нашего края. Когда у нас большой наплыв посетителей, он выполняет функции экскурсовода.

О пожилой женщине, с огрубевшими узловатыми руками, которая почему-то сидела с испуганным лицом и, вся сжавшись, как мышка, заведующая отозвалась коротко и небрежно:

– Полина Михайловна – наша уборщица, – и при этих словах звучно высморкалась, затем выжидательно посмотрела на Глеба.

Тот не заставил себя долго ждать.

– Мне хотелось бы, во-первых, – окрепшим голосом и уверенно начал он, – чтобы вы в деталях, не утаивая ничего, рассказали, как прошёл тот день, когда погибла моя сестра, а ваша работница. Давайте по очереди и по существу высказываться. – Он обвёл всех изучающим взглядом и остановился на том, кого мысленно окрестил « человеком на пол-ставки».

– Вот вы, молодой человек, извините, не знаю, как вас зовут…

– Анатолий Дробышев, – тая усмешку, произнёс молодой человек и слегка привстал, наклонив темноволосую голову. Голос у него был низкий, но приятный. На светлой рубашке у него, оттенявшей крепкую загорелую шею, красовалась массивная золотая цепь. Глеб неприязненно смотрел на него. « Какого чёрта этот тип окопался в музее среди баб. Здоровенный детина, ему пахать бы где, что он может здесь заработать? Жалкие гроши», – размышлял он. Ему мучительно захотелось курить, однако он сдерживал себя. Он поставил себе задачу, хорошо это или плохо, – столкнуть всех лицом к лицу, затем поговорить с каждым наедине, чтобы узнать, кто и чем дышит.