Лишь теперь мне ясно, до какой степени я (совершенно непреднамеренно) игнорировал или даже искажал очевидные факты. Я склонялся к тому, чтобы рассматривать, например, эти кости как свидетельство какого-то безумного поползновения извне на порядок и здравый смысл, царящие в нашем учебном заведении. Я сумел исключить мысль о том, что научные интересы некоторых моих коллег сделают возможным обладание ими этих костей. И, что еще более примечательно, я преуспел в том, чтобы забыть о психическом недуге бедного Хэвеленда.

Наступила пауза, во время которой слуга декана подал кофе. Эплби вспомнил периодические паузы в гостиной Поунолла тем утром. Но если паузы в речи Поунолла являлись непроизвольными, то Дейтон-Кларк, похоже, делал их для того, чтобы подчеркнуть и усилить свою точку зрения. Если не пришлый безумец, то хотя бы сумасшедший среди них. В этом и заключалась суть сказанного деканом. А его главный мотив, как и прежде, состоял в желании свести скандал к минимуму… Однако он продолжил:

– Я хотел бы сказать следующее: вчера вечером я не справился со своими обязанностями. Моя истовая убежденность в том, что то или иное событие или ситуация не могут иметь никакого отношения к убийству, сделала меня, боюсь, недостаточно откровенным. Я старался внушить вам, что существующие здесь разногласия лежат в другой плоскости, нежели убийство. Куда лучше было бы предоставить все это (во что я, безусловно, верю) суду вашего здравого смысла после того, как вы выслушаете беспристрастный рассказ о том, что собой представляют эти разногласия. Именно это я и хочу сделать сейчас.

Эплби подумал, что большинство многоречивых питомцев Святого Антония мирятся с этим и идут по той же стезе. Вслух он ответил:

– Весьма трудно сказать, что может оказаться полезным прямо или косвенно.

– Именно так, – кивнул Дейтон-Кларк, словно благосклонно реагировал на правильный ответ студента, – именно так. Во-первых, должен вам сказать (на это я намекнул чуть ранее), что последние несколько лет не все обстоит благополучно в нашем сообществе. Вы слышали шокирующее высказывание, которое, по словам Хэвеленда, он произнес в адрес Амплби, и вы наверняка заметили другие признаки неких трений. Я уже упоминал о своих недавних разногласиях с ректором, к ним я еще вернусь. Первое, что я должен сказать: я не в состоянии назвать виновных в наших разногласиях. Невозможно определить, каким образом раздражительность перерастает в ссоры, вражду и обвинения. Случались обвинения (что само по себе шокирует), причем обвинения чуть ли не криминального характера. Однако с точки зрения значимости всего этого ужасного дела беспристрастному субъекту, полагаю, будет весьма непросто разобраться, откуда на самом деле берут начало все эти дрязги.

Следует сказать несколько слов о самом Амплби. Он был очень способным человеком. И в этом, возможно, и состоит суть сложившейся ситуации. Во всем колледже Святого Антония не нашлось столь ясного ума, который мог бы сравниться с ним. Разве что, пожалуй, Титлоу. Но по сравнению с Амплби интеллект Титлоу работает какими-то урывками. По ясности ума Амплби не уступал Титлоу, однако его ум обладал куда большей цепкостью. Сильной стороной Амплби являлась его способность работать в нескольких областях, в смежных областях, и создавать в них весьма успешные исследовательские союзы. И здесь, в колледже Святого Антония, он в свое время собрал сплоченную команду. Вот только команда эта распалась.

Как я вам говорил прошлым вечером в профессорской, Хэвеленд, Титлоу, Поунолл, Кэмпбелл и Рэнсом были весьма тесно связаны между собой в научной работе. И взаимосвязь эту задумал и осуществил именно Амплби. Я сам интересовался их работой в некоем созерцательном смысле, по крайней мере теми аспектами работы, что затрагивали средиземноморские синкретические культуры. Поэтому я следил за отношениями между Амплби и остальными и с самого начала имел представление о зарождавшихся разногласиях.