Эплби с благодарностью принял приглашение: ему казалось, что не стоит злоупотреблять гостеприимством Ученого совета Святого Антония. Они обо всем условились, и тут вернулся сержант с чемоданом. Эплби быстро принялся за работу, а решивший задержаться Додд внимательно смотрел на него.

– Вы же не думаете, что он оставил отпечатки? – недоуменно спросил Додд.

– Никогда не знаешь наверняка. – Эплби ловко управлялся с мотком толстой проволоки.

– Вот уж не слышал, что снимать отпечатки можно этакой клеткой для кроликов, – улыбнулся Додд, обескураженный этими странными манипуляциями.

– Боже праведный, Додд, какие же у вас бородатые шутки! Неужели вы думаете, что я сам возьмусь за дело, где вероятность успеха один к ста? Это работа для наших лучших экспертов и фотографов. Кстати, им также понадобится пуля, когда ее извлекут.

С этими словами он закончил собирать импровизированный проволочный контейнер. Аккуратно подняв револьвер, Эплби чудом уместил его туда вместе со злополучным десятым ключом. Затем он спрятал контейнер в небольшой стальной ящичек, запер его и передал сержанту, спрятав ключ в карман.

– Вот вам груз, сержант, и вот вам расписание. Отправляйтесь первым же поездом в Лондон, а с вокзала на такси в Скотленд-Ярд. Спросите мистера Мэнселла в восточном крыле. Время дорого, так что поезжайте немедленно. Вам лучше переночевать там: возможно, вы доставите назад результаты. Желаю вам приятного времяпрепровождения.

Грустный сержант тотчас приободрился и вышел. Додд также отправился по своим делам. Он думал об Эплби. Последние события заставили по-новому взглянуть на инспектора, и он казался Додду человеком острого ума, не утратившим способность удивляться.

По Епископскому дворику прогуливались студенты. Их было там больше, чем обычно, и вышагивали они чуть медленнее, чем требовалось для того, чтобы подышать свежим воздухом. Некоторые из них задерживались, чтобы поболтать с друзьями, высунувшимися из окон, таких в этот час тоже было больше обычного. Однако Эплби, шедший под неярким зимним солнцем там, где он ночью бродил в темноте, не обращал внимания на выпавшую ему главную роль в этом небольшом спектакле. Он все еще был взволнован, что не ускользнуло от зорких глаз Додда.

Ранее инспектор сетовал, что в деле много света. Но это был свет или же множество его источников, хаотично плясавших на голой стене. Теперь же световой поток вдруг сфокусировался и указал на некий вход, ведущий на зыбкую стезю, по которой, возможно, стоило пойти. Эплби начинал осторожную разведку. Когда он с опаской приближался к этой тропе, она становилась у́же и яснее, свет делался ярче…

Теперь он знал нечто такое, о чем ему следовало догадаться сразу же, как только он вошел в кабинет ректора. Выстрел, услышанный Титлоу и Слотуайнером, не мог быть выстрелом, которым убили Амплби. Мантия Барочо почти что подтверждала это. Эплби обнаружил ее – и аккуратно привел в первоначальное положение – обмотанной вокруг головы покойного. Вот для этого у убийцы точно не оставалось времени. Между звуком выстрела из кабинета и входа туда Титлоу и Слотуайнера прошло самое большее секунд пятнадцать. Этого времени едва ли хватило бы, чтобы разбросать кости, торопливо нарисовать пару черепов на стене и выскочить в сад. В эти мгновения убийца не смог бы обмотать мантию вокруг головы жертвы, к тому же у него не было на это видимого мотива.

И для осознания всего того, о чем Эплби следовало сразу же догадаться, и из чего следовало исходить с самого начала, потребовались разрозненные данные, полученные от Додда. И осознание это пришло в виде ясной картины. Ведь когда он стоял в столовой Амплби, перед его внутренним взором вновь предстала непроглядная мгла безлунной ноябрьской ночи. Мгла, в которой он сам бродил несколько часов назад. И сквозь эту мглу неуклюже продиралась, скрипя и качаясь, зловещая тень. И тень эта оставалась смутной и неясной, пока она не остановилась в лившемся из створчатых окон тусклом свете и не обрела очертания кресла для мытья с неуклюже сгорбленным телом, голова которого была обернута чем-то черным.