Ни о какой солидарности не может быть и речи. Мне не стыдно перед этой несчастной, что я краду у нее что-то важное. Я не знаю причины ее обмана, но я зла на нее. Она предпочла лгать и служить в тайной полиции, когда я предпочла честность, за что мне досталась тюремная камера. Тюремная камера и этот мужчина. На одну ночь, но он принадлежит мне. Мне, а не этой маленькой суке.

Центурион поднимается вместе со мной, поддерживая меня под бедра, и разворачивает к себе спиной. Его ладонь давит мне на лопатки, вынуждая прогнуться в пояснице. Я не в восторге от этого положения, но догадываюсь, как разит из моей пасти. Да и поцелуи – удел влюбленных. Мы не испытываем друг к другу ничего, кроме сиюминутной похоти. Я хочу Креона, он хочет меня, и этого хватит.

Я упираюсь ладонями в холодный бетон стены. Штаны арестантской пижамы ползут вниз, и прелый воздух камеры липнет на потную кожу. Центурион поглаживает меня между ног, неумело, но аккуратно. Я прикусываю губы, чтобы не застонать. Не хватало, чтобы на звук явился кто-нибудь посторонний.

Ублюдок с фингалом.

Или девчонка-оптио.

Впрочем, пусть придет и посмотрит, как ее горячо обожаемый командир припадает ртом к промежности другой женщины. Настоящей женщины, а не той жалкой пародии, что она из себя представляет, выдавая себя за кого-то другого.

Ревнивая мысль о поверженной сопернице усиливает остроту ощущений.

Клавдий ничего такого точно не делал, никогда не осмелился бы. В Империуме осуждают подобные практики. Лоно полагается наполнять семенем, а не вылизывать языком. Это мерзость уровня измены плоти, но мне нравится. Я ломаю ногти о стену, и сдерживать шумные выдохи становится все сложнее. Креон отлично компенсирует недостаток опыта усердием и старомодным желанием подготовить меня к самому соитию.

– О, Юнона, – все-таки вырывается у меня, когда на смену губам приходят его сильные, жесткие пальцы. Они с влажным звуком погружаются в меня, и мои бедра мелко дрожат, сотрясаемые волной удовольствия.

Даже жители Империума знают, что такое оргазм. Мы достигали этого вместе с Клавдием, но ощущения были тенью того, что я испытываю сейчас. И уж точно я не думала, что буду кончать, насаженная на пальцы ублюдка из тайной полиции.

В тишине бряцает пряжка ремня. Заключив, что прелюдия состоялась, Креон пристраивается ко мне своим членом, и тот легко проходит сквозь мокрые складки. Я повлажнела настолько, что не чувствую дискомфорта, хотя слышала, что первый опыт бывает болезненным. Мне не с чем сравнивать, но, как мне кажется, центуриона не обделила природа. Орган сильно распирает меня изнутри.

Креон дает мне время привыкнуть и толкается в моем теле.

– Ливия, – шепчет он, и я теряюсь в догадках, что может означать это слово. Ответ мне не нравится: оно слишком похоже на женское имя. Получается, владея мной, он представляет другую. Девушку из далекого прошлого, еще до службы в тайной полиции?

Или?

Дьявол.

Не ту ли девчонку, что носит форму «Фациес Венена». Быть может, он потрахивает и ее, а потому покрывает? Но если центуриону известен секрет этой стервы, и он о ней не доложил, то они оба покойники. Если правда вскроется, их расстреляют.

И пусть расстреляют! – злобно думаю я. Их недоказанный тайный роман не помешал центуриону развлечься и с заключенной. И почему я только решила, что отдаюсь достойному человеку?

Креон такой же ублюдок, как и все они здесь.

Мне хочется его ударить, вырваться и убежать. Но я стою с оттопыренным задом, а центурион в несколько быстрых толчков доводит себя до разрядки. Он выдергивает член, пока тот не излился в меня, как того требуют правила Империума. Драгоценное семя пачкает мои бедра, а Креон принимается одеваться.