Он всё это знал, как азбуку, но когда объяснял молодым сотрудникам, то видел, как мутнеет их взгляд. Они кивали, поддакивали, но ни хрена не понимали: как излагаются краткие сведения о лицах, проходящих по сообщению, какие необходимо провести мероприятия, как использовано сообщение и данные агенту задания.

Он всячески укорял и разносил оперативных сотрудников, пояснял, сам сидел до поздней ночи, внося поправки в лист учета сотрудников, работавших с агентами. И все же ошибки выползали, за что ему полковник Федоров выписал приказ «о неполном служебном». Но это его теперь особо не беспокоило в предвкушении долгого отпуска. Он надеялся на перевод в европейскую часть России, – пятнадцать лет на Крайнем Севере – это серьезный довод. А если не получится, то придется подать рапорт об увольнении со службы.

Знакомство с сотрудниками прошло быстро. Ахметшахов задавал короткие вопросы по существу. Когда дошло до оперативной информации и вербовочных мероприятиях, тут он начал вгрызаться.

Задал вопрос, который поставил даже Петрова в тупик.

– По сообщению агента «Оса» школьники Цикало и Смелянский разрисовали барак свастикой в трех местах и надписью «бей жидов!», а дело об оперативной профилактике проведено плохо. Ведь за этим кто-то стоит, подстрекает на провокацию. Провокатор не выявлен.

– А что вы предлагаете?

– Считаю надо вызвать сотрудника и заставить переоформить в ДОР, взять подростков в оперативную разработку и составить подробный отчет.

– Вот и займетесь этим, Тимур Фаридович. Я, честно сказать, подустал и все мысли об отпуске. Пойдемте лучше обедать, точнее, ужинать…

Это было настолько неожиданно и сам тон, и легкая усмешка. Ахметшахову стало неловко за то, что корчит из себя несгибаемого службиста перед майором, которому далеко за сорок. А главное есть захотелось нестерпимо. Он запер бумаги в металлический шкаф, записал дежурному телефоны в гостинице «Рассвет», где остановился, сдал ключи и в сопровождении Петрова вышел на пыльную улицу перед управлением с небольшой аллеей, перемежаемой тополями и лиственницами.

Когда поднялись в квартиру на втором этаже, Ахметшахов сразу учуял запах наваристого борща и вспомнил, что не ел горячего трое суток. Утром наспех перехватил пирожков с чаем в придорожном буфете и всё. Поэтому не стал отказываться, у него кадык заходил ходуном, а глаза невольно забегали по столу с тарелкой красной икры, миской мелких соленых грибочков, присыпанных зеленым луком, на разделочной доске лежала разная балыковая нарезка, отсвечивая маслянистыми прожилками.

– Вот уж, не обессудьте. У нас с Ваней по-простому, без хрусталя… – приговаривала Катя Петрова, накладывая закуски в широкие тарелки с золотистой каймой.

После двух рюмок водки Тимур разомлел, старательно ел и нахваливал, вспоминал уфимский скудный стол с яичницей и кашкой, которую предпочитала жена, сберегая осиную талию. Жену Петрова талия, похоже, совсем не беспокоила. Зато она могла похвастаться ярким румянцем, пышной грудью и, судя по ласковым шуточкам и смеху – искреннему, звонкому, особенно со стороны женщины, в этой семье царил лад и полное понимание.

– Мы вчера с подругой и детьми в кино ходили… Пете-то всё некогда. Такая смешная кинокомедия!..

– Тут даже кинотеатр есть? – невольно вырвалось у Ахметшахова.

– Что вы, Тимур! Алдан большой поселок. Тут и универмаг, и школа хорошая, и библиотека. Вот когда мы в Бодайбо жили, там захолустье, глухая дыра. Я с детьми там намаялась. Муксун попробуйте. Петя сам поймал в выходной. Такая рыбка и здесь в редкость…

– Успеваете, Петр Семенович, рыбачить?