Друзей у Стефана было много. Интересным было и то, что он никогда не приглашал к себе двух приятелей одновременно. Войти в монастырь имели возможность только взрослые, самодостаточные мужчины и лишь несколько женщин. Одной из них была Полина, Стефан пользовался услугами компании, в которой она работала. Она знакомила аббата с интересными людьми, устраивала встречи между ним и теми, кто жаждал его общества, а также выполняла некоторые просьбы личного характера.

Второй женщиной, имеющей честь общаться с «искусным богословом», так называли Стефана, была Вера Пиоро, визит которой в данный момент уже подошел к концу. За этой дамой и приехала Полина, чтобы отвезти ее в Париж. Конечно, можно было прислать машину, но госпожа Пиоро попросила лично встретить ее, а так как она была особо уважаемой клиенткой, отказать Полина не решилась. Сначала она прилетела из Парижа в Марсель, оттуда на машине приехала в Канны, недалеко от которых и находился остров, где уже пять веков стояло аббатство. Теперь она намеревалась выпить чашку кофе со Стефаном и Верой, вернуться на машине в Марсель и уже к девяти вечера снова быть в Париже. Она очень надеялась, что планы не изменятся, так как одна мысль о том, чтобы провести ночь в месте, где полно «мужчин-не-мужчин», вызывала у нее нервную икоту.

Третьей дамой, которая пользовалась милостью аббата, была его мать, часто навещающая сына, несмотря на почтенный возраст, приближающийся к девяноста годам. Разумеется, Стефан приятельствовал и с другими женщинами, их, к слову, было немало, но ни одну из них он не приглашал в аббатство. Причин подобного поведения не объяснял, а Полина никогда не спрашивала о том, почему Стефан из всех женщин на земле выделяет только ее и Веру. Но если бы решилась на эту беседу, то узнала бы, что Стефан любил в Полине дочь, которую никогда не сможет иметь, а Веру он просто не воспринимал как женщину, настолько по-мужски сильным был характер госпожи Пиоро.

Проведя Полину на террасу, Сабин прикоснулся кончиками пальцев к ее плечу, однако тут же отнял руку, будто вспомнил, что не любит касаться кого-либо.

– Рад был видеть вас, мадам Матуа, – сказал он, распахнув двери на террасу. – Вы давно не приезжали…

– Хотите сказать, что соскучились?

– Скажем, мне не хватало ваших колкостей.

Сабин удивил Полину, протянув ладонь, демонстрируя готовность к рукопожатию. Столь несвойственная ему раскованность насторожила, Полина подозрительно прищурилась и, поджав губы, спросила:

– Вы больны? – Она вдруг рассмеялась. – Простите, – тут же извинилась за свое бестактное веселье.

– Матуа! – послышался радостный возглас, настолько громкий, будто загремела иерихонская труба.

Вера Пиоро называла Полину только по фамилии, считая, что она звучит намного красивее, чем имя.

– Вера!

Полина вошла в светлую комнату и сразу попала в крепкие объятия. Острый запах алкоголя, окруживший ее, быстро сказал о том, что аббат и известная российская бизнес-барышня зря время не теряли. Оба веселые, хихикают, как подростки, глазки блестят – вот он, итог двух опустошенных бутылок ликерчика, стоящих на подносе возле кожаного дивана. Аромат цитрусовых и ванили витал в воздухе, заставляя Полину с наслаждением принюхиваться. Помнится, в последний приезд она переоценила свои возможности и, не дождавшись окончания беседы, уснула на диване, на котором сейчас сидел Стефан.

– Ваше преподобие! Что случилось? – вместо приветствия воскликнула Полина, увидев, что правая нога аббата туго перебинтована.

– Оступился на лестнице. Зрение уже не то, – ответил аббат, со скорбью покачав головой. – Милостью Господа через две недели все заживет. Но мы не поздоровались. Добрый день, дорогая.