– Николай Иванович? – архивариус снова вскинул брови. – А почему вы спрашиваете?

– Судя по вашему удивлению, вы знакомы?

– Ну да. Мы с ним приятельствуем уже, по крайней мере, лет двадцать.

– Стало быть, хорошо его знаете?

– Да что, чёрт возьми, случилось? Почему вы задаёте такие вопросы? Что-то с ним стряслось?

– А что с ним могло случиться? – насторожился Лунащук.

– Ну, не знаю. Приходит чиновник для поручений из сыскной полиции и задаёт странные вопросы. Что бы вы сами подумали?

– Когда вы видели Николая Ивановича в последний раз?

– Вы скажите, в чём дело?

– Господина Власова и его служанку убили неделю тому, сейчас мы занимаемся дознанием по этому трагическому делу.

– Как убили? Не может такого быть!

– Так когда вы видели его в последний раз?

– Двадцать… – архивариус задумался, – четвёртого августа, – с уверенностью в голосе сказал Варламеев.

– Значит, двадцать четвёртого. И в котором часу?

– Вечером, а вот время… Да не следили мы за часами. Я его покинул, наверное, в полночь или чуть раньше. Засиделись мы.

– Вы были вдвоём?

– Да.

– У вас сложилось в обычае только вдвоём проводить вечера?

– Отчего же? В тот день мы засиделись допоздна с Николаем, а обычно к нам присоединяется Карл.

– Прапорщик лейб-гвардии Сапёрного батальона? – уточнил Лунащук.

– Совершенно верно, прапорщик фон Линдсберг.

– Вы не знаете, почему его в тот раз не было?

– Так служба, – усмехнулся Варламеев, и тут же на его лице появилось серьёзное выражение, лоб собрался в складки. – Какая утрата! Вы сказали, Николай убит?.. Мне не верится – только недавно мы сидели за столом, и…

– Его уже не вернёшь, – отозвался Михаил Александрович.

– Когда его убили?

– Скорее всего, двадцать пятого вечером.

– Надо же, – тяжело вздохнул Александр Андреевич. – А я хотел его навестить вечером, но не сложилось, – словно бы оправдываясь, быстро сказал архивариус, – может быть, тогда… – и умолк, потом торопливо добавил: – Если двадцать пятого, то я не на службе был, а ездил в Царское Село к сестре и вернулся только утром двадцать шестого.

– Об этом горевать не стоит – если убийца хотел лишить жизни господина Власова, то непременно свой план воплотил бы в жизнь. Если не двадцать пятого, то в последующие дни, – сказал Лунащук, но отметил последнюю реплику Александра Андреевича.

– Не могу вообразить, что Николая уже нет в живых.

– Все мы смертны, – философски заметил Михаил Александрович. – Что вы можете сказать про фон Линдсберга?

– С ним тоже произошло несчастье? – вопросом на вопрос ответил Варламеев.

– Слава богу, нет. Но что вы можете рассказать о нём?

– Дружны были мы втроём, частенько собирались на квартире то у Николая, то у Карла. А три года тому, когда у нашего товарища наступила чёрная полоса в жизни, он некоторое время жил у Власова на квартире.

– Долго жил?

Александр Андреевич задумался и провёл рукой по лбу.

– С год, наверное, а может быть, чуть меньше.

– Господин Варламеев, ваш приятель Власов делился, видимо, с вами многим?

– Не без этого.

– Не говорил ли он о назойливых господах или о врагах своих?

– Николай не из таких, чтобы, хотя бы и близким приятелям, жаловаться. Он все свои дела решал сам.

– Но, может…

– Нет, ничего я от него не слышал.

– Что вы можете сказать о фон Линдсберге?

– Он-то жив? – у Александра Андреевича дёрнулся глаз.

– Надеюсь, с ним всё хорошо. Но что о нём скажете?

– Что вас интересует?

Общение с госпожой Щепиной Николай Семёнович оставил напоследок. Те купцы, фамилии которых ранее назвал управляющий городской аукционной камерой Георг, толком ничего не рассказали. Повторяли почти одно и то же, только разными словами. Из всего сказанного Власков сделал однозначный вывод, что Власов сослуживцев не жаловал и в свободное от службы время с ними не общался. Некоторые намекали, вроде бы, на отношения Власова с Ольгой Николаевной, но отводили при этом в сторону глаза, то ли от стыда, то ли от ехидства.