– Но, Василий Артурович, вы же знаете, какой закон: полгода нужно ждать, на тот случай, если объявятся наследники…

– Законы, Любовь Макаровна, я знаю не хуже вас, – отвечал мужской голос, в котором, несомненно, звучали нотки начальственной брезгливости. – Полгода ждать придется, хотя мы с вами знаем, что никаких наследников нет и никогда не было. Но мы можем хотя бы осмотреть квартиру, чтобы убедиться… а кстати, Любовь Макаровна, почему печать сорвана? Вы что, ее уже кому-то показывали?

– Да что вы, Василий Артурович, как можно! – в женском голосе появилась доля хорошо контролируемой истерики. – Вы меня знаете, я никогда…

– Допустим, я вас знаю, но печать… Ладно, открывайте!

– Сейчас… – за дверью забренчали ключами.

– Что вы там возитесь! – недовольно ворчал мужчина.

Надежда Николаевна пришла в ужас.

Если бы ее застали на лестничной площадке, перед дверью квартиры – она еще вполне могла отговориться, придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение. Да пусть даже не очень правдоподобное, бог бы с ним. Но теперь, когда она находится в чужой квартире, к тому же опечатанной… теперь дело не обойдется минутой позора, ее запросто могут задержать до выяснения обстоятельств, а то и арестовать… как это называется – кража со взломом? И даже если дело обойдется без суда, уж до мужа это точно дойдет!

Эти мысли промелькнули в голове Надежды Николаевны в долю секунды. В следующее мгновение она уже неслась прочь от двери, стараясь не производить шума. Самое удивительное, что это ей почти удалось – женщина средних лет и не самой субтильной комплекции, она пронеслась по квартире Кондратьева на цыпочках, почти не касаясь пола.

Промчавшись по коридору, она влетела в первую попавшуюся комнату. Это была спальня – широкая кровать с резной деревянной спинкой, низкий комод, платяной шкаф…

Много лет назад, когда Надежда была еще не замужней домохозяйкой с инженерным складом ума и авантюрными наклонностями, а хрупкой девочкой с двумя косичками, она, как и все, любила играть в прятки. Должно быть, с тех далеких времен у нее остались какие-то инстинкты, и первым ее побуждением было – спрятаться в шкафу.

На одну секунду она застыла в растерянности, представляя, как глупо это будет выглядеть, но тут хлопнула входная дверь, и голоса донеслись уже из коридора.

Отбросив всяческие сомнения, Надежда открыла шкаф, юркнула в него и тихонько закрыла за собой дверь.

Шкаф был большой и просторный, так что в нем было вполне достаточно места для Надежды Николаевны с ее несколькими (не будем уточнять) лишними килограммами.

В шкафу пахло пылью и еще чем-то довольно приятным. Принюхавшись, Надежда Николаевна узнала запах лаванды. Она и сама раскладывала по шкафам пакетики с лавандой – и от моли помогает, и пахнет хорошо.

Однако, кроме запаха пыли и лаванды, было еще что-то трудноуловимое…

Прямо перед лицом Надежды висел мужской костюм. Приличный костюм, итальянский. Она его немножко подвинула, чтобы удобнее расположиться, уткнулась лицом в рубашку…

И вдруг услышала вздох.

Она замерла, мгновенно с ног до головы покрывшись испариной, и прислушалась.

Вроде бы все было тихо.

«Ну да, конечно, послышалось, – подумала она. – Кто здесь может вздыхать?»

Надежда Николаевна осторожно отодвинула рубашку, невольно опустила глаза…

И увидела брюки. И еще ботинки.

Допустим, брюки вполне могут висеть в платяном шкафу. Но вот ботинкам здесь совсем не место. Их обычно держат отдельно от одежды, хотя бы в другом отделении шкафа.

Но самое главное – брюки и ботинки были не сами по себе.

Они были надеты на мужские ноги.

– Мама… – прошептала Надежда, чувствуя, как по ее спине ползут тысячи ледяных мурашек. – Мама, я сейчас умру…