Она захихикала и взялась за дверную ручку:
– Ой, Свет, чуть не забыла: получи лекарство для Татьяны Антоновны. Я сегодня заказала, завтра после трех будет готово.
Забрав талон, я с облегчением закрыла за Тайкой дверь. В больших количествах у меня от нее начинает болеть голова. Но теперь три спокойных дня гарантированы, за это время я успею разделаться с накопившейся работой, а там, глядишь, и выходные. Напевая себе под нос песенку, я снова устроилась за столом и перевернула страницу. Так, что у нас здесь…
Я подняла голову и глянула в окно. На улице было совсем темно, в окнах дома напротив горел свет. Устало зажмурившись, я потерла переносицу. Ладно, остальное сделаю завтра, совсем немного осталось. Я собрала листы в стопку, поднялась и пошла на кухню.
Проходя по коридору, я вдруг увидела на тумбочке пестрый полиэтиленовый пакет. Это еще откуда? Я взяла его в руки. Все ясно. Дорогая подруга заболталась до того, что забыла свои конспекты. В раздумье я взглянула на часы. Однако время позднее, скорее всего, Мегрэнь уже уехала. Остается только надеяться, что пакет в ближайшие дни ей не понадобится.
– Растрепа! – не без удовольствия сказала я вслух и положила пакет на место.
***
– Георгиевская? Еще не готово! – не поднимая глаз, бросила мне полная пожилая женщина в белом халате и сердито шлепнула квитком по зеленой пластиковой стойке.
– А когда? – заискивающе спросила я, потому что заходить в аптеку еще раз вечером, делая большой крюк, не хотелось.
– После пяти… – отрезала провизор и повысила голос: – Следующий!
Стоявший позади маленький юркий мужичонка в кепке активизировался, попробовав оттереть меня от заветного окошка. Но я, не отрывая глаз от сердитой тетки, ткнула его согнутым локтем в бок, и он угомонился.
– Здесь написано в три…
Тетка выпрямилась, подняла на меня глаза и печально вздохнула.
– Что ж я, по-вашему, читать не умею? Написано… Не успевают сделать, понимаете? Работать некому!
Крыть было нечем, я скрипнула зубами и вышла на свежий воздух. Что делать два часа, один бог знает. Ехать снова на работу нет смысла, домой тоже. Придется два часа болтаться по улицам, одно утешение – погода хорошая.
Я неторопливо пошла по бульвару, осторожно поддевая мыском первые опавшие листья. Вот так всегда – не успеешь дождаться начала лета, как оно уже закончилось… На глаза попалась садовая скамейка. Я села.
– Ой, бабуль, гляди, ручка! – услышала я и увидела шедших мимо старушку и девочку лет десяти в яркой оранжевой куртке.
Девочка быстро наклонилась и подняла что-то из листьев. Я распахнула глаза, опознав в ее руках свою собственную авторучку.
– Не трогай всякую гадость! – торопливо воскликнула старушка и, приблизившись к девочке, добавила: – Ой, какая красивая… Ну-ка, дай…
Я схватила в руки свою сумку и позеленела. Сбоку и снизу она была вспорота чем-то острым: в дыру спокойно входил мой кулак и так же спокойно выходил. Провожая тоскливым взглядом нарядную детскую куртку, я горько, вздохнула. Несомненно, эту пакость проделал тот плюгавый мужичонка в аптеке. Я попробовала вспомнить его лицо, но почти сразу поняла, что вспоминается в лучшем случае кепка. Выходило, что рассказы Мегрэни об изобретательности этой братии – чистая правда. Пожалуй, подруга умрет от хохота, если ей рассказать. А меня постигнет трехчасовая лекция с полным разбором моего опрометчивого поведения.
Я поплелась обратно в сторону аптеки, хотя до назначенного срока оставалось еще полтора часа. Все мои сегодняшние планы полетели кувырком, к тому же до дома теперь придется добираться пешком. Денег ни копейки, и на дорогу уйдет не меньше, чем сорок минут. Я очень старалась смотреть на все произошедшее философски, но хорошего настроения это не прибавляло, и мне здорово захотелось всплакнуть.