Гошка неодобрительно хмыкнул, а я покачала головой:
– Это не метод.
– Я понимаю, но в тот момент ничего лучшего мне в голову не пришло. Толя страшно обиделся, сказал, что ему вообще ничего от меня не нужно, хлопнул дверью и ушел. Даже машину не взял, на автобусе уехал. Он и раньше, бывало, не ночевал дома, то у друзей оставался, то у девушки своей. Но вот так, после ссоры, – Лосев виновато развел руками, – впервые. Супруга очень переживает. Она всегда переживает, когда с Толей проблемы. Понимаете, с его матерью я развелся, и Лида словно чувствует себя виноватой. Хотя для этого нет никаких оснований, мы развелись за два года до того, как я познакомился с Лидой. И Толик ее очень хорошо принял, у них прекрасные отношения. Не как у матери с сыном, конечно, но они дружат.
– После развода сын остался с вами? – насторожилась я. – Так нечасто бывает.
– Сначала-то он, как все, с матерью жил. Но потом она замуж вышла и собралась за границу. Недалеко, на Украину, но Толя не захотел туда ехать. Ему уже четырнадцать было, против воли не увезешь. В общем, мы с его матерью договорились – она уехала с новым мужем, а Толя остался со мной. Точнее, с нами, я к тому времени тоже уже женился.
Я снова посмотрела на стол. Слева, в тонкой металлической рамке, стояла семейная фотография – сам Лосев, очень похожий на него паренек и молодая красивая женщина.
– Это они?
– Да. Это мы прошлым летом, на даче.
– Простите, а на сколько ваша жена моложе вас?
– Намного. – Александр Анатольевич недовольно поджал губы. – Лида на четырнадцать лет моложе меня и на десять лет старше Толика. И я бы не хотел, чтобы вы предполагали существование каких-то особых отношений между моей женой и моим сыном. Считаю необходимым заявить, что подобные подозрения нелепы и оскорбительны…
– Помилуйте, Александр Анатольевич! – перебил его Гоша. – Ничего такого Рита не имела в виду.
– Я просто хотела узнать, сколько лет вашей жене, – подтвердила я.
Несколько секунд Лосев сверлил меня тяжелым подозрительным взглядом, потом ответил:
– Двадцать девять. Так вот, Лида звонила Толику, но не смогла узнать, где он живет. И домой он отказался возвращаться. Но я надеюсь, что скоро он передумает. Позавчера Толя приходил сюда, в филармонию. Меня не было, я как раз в это время сидел на совещании в областном Министерстве культуры. Толя сказал секретарше, что подождет меня здесь, в кабинете… Правда, когда я вернулся, он уже ушел. Но все равно я думаю, это означает, что он почти готов к мирным, так сказать, – Александр Анатольевич жалко улыбнулся, – переговорам.
Мы с Гошкой переглянулись, и он слегка кивнул мне – дескать, продолжай. Я кашлянула и осторожно уточнила:
– И как? Мирные переговоры уже начались?
– Пока нет. – Александр Анатольевич снова взял со стола очки и надел их. Очевидно, он решил, что самая мучительная часть разговора позади. – Я, разумеется, как вернулся из министерства, сразу позвонил Толе, но он отключил телефон. Я просто не могу с ним связаться.
– А вы, когда уходите из филармонии, кабинет не запираете?
– Редко. Вроде бы незачем. Все ценное у меня в сейфе. И потом, секретарша в приемной… подождите, вы что, Толю заподозрили? Нет, этого не может быть, это совершенно невероятно! Он здесь ни при чем, уверяю вас! У нас с сыном, конечно, сейчас сложный период, но это ничего, это даже естественно, я сам, помню, тоже с отцом ссорился. На кражу скрипки Толя не способен. Он прекрасно понимает, что это будет означать для меня. – Лосев повернулся к Гоше и снова горячо повторил: – Поверьте, Толя здесь ни при чем!
– Вам-то я верю, – не стал спорить напарник. – Но я правильно понял, когда ваш сын уходил, его никто не видел?