– Несомненно, сэр, – произнес Паркс без малейшего воодушевления. – Благодарю вас.

– А Винельда рядом? – поинтересовалась я.

– Думаю, что она в ближайшем магазине, мадам, покупает, э-э-э, печатную продукцию. – В его словах сквозило явное неодобрение.

Я прекрасно знала, какую именно печатную продукцию покупает Винельда. Желтую прессу со сплетнями. Моя горничная больше всего на свете обожала громкие скандалы, и я была уверена – Париж предоставит их ей в изобилии. Однако я сомневалась, что ее ждет большой выбор прессы на английском.

– Благодарю вас, Паркс.

Камердинер кивнул и бесшумно вышел из апартаментов.

– Бедняга едва сдерживает нетерпение в предвкушении вечера в Париже, – сухо заметил Майло.

Я улыбнулась.

– Мне иногда бывает очень интересно, а каков Паркс наедине с собой. Как ты думаешь, он всегда такой респектабельный?

– Несомненно. Я почти уверен, что он даже спит в костюме.

– Я знаю, что работа рядом с Винельдой для него – тяжкое испытание. – Винельда была столь же капризной, сколь Паркс надежным, и я подозревала, что она очень его раздражала.

– Тебе не стоит волноваться. Эта девица вполне может пропасть в Париже, – произнес Майло. – Или она потеряет голову из-за какого-нибудь усатого соблазнителя, или же окажется в кабаре, выплясывая на сцене.

– Нет, только не это, – возразила я. – У нее проблемы с равновесием.

Именно в этот момент дверь в апартаменты открылась, и вошла Винельда с пачкой журналов. Увидев нас, она замерла и неуклюже сделала книксен.

– Ой, мадам, миссис Эймс, я не знала, что вы приехали. Я просто вышла на улицу кое-что купить. То есть… я… ну, я почти распаковала ваши чемоданы, мадам. Разобрать ваш дорожный саквояж?

В последний раз взглянув на открывающийся из окон живописный мир, я повернулась и стянула перчатки.

– Да, Винельда, благодарю тебя. И приготовь мне какой-нибудь вечерний туалет.

– Я думала, вы пойдете покупать новые наряды, – удивилась Винельда. В ее голосе ощущался шок от того, что я надену нечто из старого, когда в моем распоряжении все парижские магазины.

– Я могу пройтись по магазинам, – улыбнулась я, – но не перед ужином.

Она выглядела слегка разочарованной, поэтому я спросила о том, что должно было ее воодушевить ее:

– Что-нибудь интересное в светской хронике?

Винельда с великим наслаждением погружалась в пороки богатых и знаменитых особ. Теперь, когда Майло удалось на несколько месяцев исчезнуть из желтой прессы, я относилась к ней с меньшим отвращением, чем в то время, когда его имя непременно связывалось с красивыми светскими львицами и кинозвездами.

– Мне пришлось просмотреть массу журналов, чтобы найти хоть что-то интересное, – мрачно ответила Винельда. – Почти все они на французском, а на обложках везде какой-то старик.

– Старик? – переспросила я.

– Да, и его фотография почти на всех обложках. Он очень старый и совсем не симпатичный.

– Вот ведь беда, – заметила я, сдерживая улыбку.

– Я купила журналы, которые смогла найти на английском и еще кое-какие на французском. Я думала, что вы, возможно, позже расскажете мне, что в них пишут.

– Разумеется.

Если бы я знала, какой оборот примет наша поездка в Париж, я бы с самого начала уделила светским сплетням куда больше внимания.

Мы рано поужинали и вернулись в гостиницу, где стали ждать прихода мадам Нанетт. Майло распорядился, чтобы к ее визиту нам в номер подали кофе, так что оставалось только ждать. Я включила радио, а Майло сидел и курил, сохраняя непринужденный вид.

Я испытывала облегчение оттого, что Винельду и Паркса мы этим вечером отпустили, чтобы побыть одним. Паркс – сама скрытность, но Винельда имела неискоренимую страсть к подслушиванию. Совершенно невинную и безвредную, однако будет куда легче сосредоточиться на разговоре с мадам Нанетт, не гадая, не притаилась ли где-то поблизости наша Винельда.