Брось, Кит, не строй из себя недотрогу. Экий ты стал стыдливый! Небось, когда ты телок драл так, что сережки брякали, то и мошонка сама поднималась, и ягодицы раздвигались, и ноздри раздувались! Конечно, тюрьма – не самое приятное место, кто спорит, но шмон в ней – не худшее из того, что случается в жизни. Подумаешь, встать раком со спущенными штанами и раздвинуть жопу! Средний российский чиновник проделывает это десять раз на дню. А после ставит в такую же позу своих подчиненных. У нас это именуется чинопочитанием. Запомни, Кит, пригодится.

Мне не пригодится!

Городской бюджет был вечно пуст. Наличные в мэрии добывались главами районных администраций и начальниками профильных департаментов, собиравшими их с коммерсантов. Они аккумулировались у первого зама и дальше распределялись в соответствии с указаниями мэра. Бегать к первому заму с просьбами о деньгах Норов считал ниже своего достоинства; вместо этого он запустил несколько проектов, одним из которых явилось создание муниципального предприятия «Городская наружная реклама». Эта затея в финансовом отношении оказалась одной из самых удачных.

В девяностые годы рынок наружной рекламы переживал период бурного роста в Москве и Петербурге, но в провинции он еще только складывался. Шустрые москвичи одолевали Норова просьбами о выделении мест под рекламные конструкции; предлагали взятки и взаимовыгодное сотрудничество. Но Норов не хотел взяток. Он разрешил москвичам войти в Саратов со своими сетями, обязав их за это составить подробную карту города, с указанием всех лучших мест.

Сережа Дорошенко, к тому времени уже работавший с Норовым, едва увидев размеченную москвичами карту, чрезвычайно возбудился. Он предлагал Норову оформить лучшие места на собственные фирмы и заключить с мэрией долгосрочные договоры о рекламном обслуживании. Осинкин, мэр Саратова, согласился бы без всяких колебаний. Он был обязан Норову победой и в благодарность поначалу готов был сделать для него все что угодно.

Поступить таким образом было бы и дальновидно, и прибыльно и, в конечном счете, безопаснее. Но Норову мешала природная щепетильность; это означало бы открыто воспользоваться служебным положением. Так делали все вокруг, а он не мог. Десятую часть этих мест он распределил между столичными фирмами, остальные передал в долгосрочную аренду «Наружной рекламе».

Москвичи помогли и с изготовлением первых конструкций, они же обеспечили крупные заказы, за которые брали агентское вознаграждение. А вот с директорами Норову не везло. Их подбором занимался Сережа, и после полугода его безуспешных стараний Норов отдал сеть в управление москвичам. Это приносило хорошие деньги, но потом вышло постановление, запрещавшее государственным муниципальным предприятиям такую форму сотрудничества. К тому времени в приемной Норова уже утвердилась Анна, и он, видя, что она исполнена служебного рвения, поручил поиски директора ей.

Анна не доверяла агентствам по подбору персонала, Анна вообще не доверяла никому и стремилась все делать сама. Разместив объявления о найме на работу, она приступила к собеседованиям. В итоге из доброй сотни кандидатов она выбрала Свету Серпер.

Серпер была маленькой, щуплой, некрасивой молодой женщиной, сутулой, с напряженным взглядом исподлобья, редкими светлыми волосами, толстыми губами и крупными кривыми зубами. На Норова она произвела неприятное впечатление, да и не только на Норова. Маша, с присущей ей бесцеремонностью, назвала Серпер «страхолюдиной». Но Анна была настойчива, как умела быть только Анна.

– Мы же не фотомодель ищем, а директора, – убеждала она Норова. – Я навела о ней справки; она чрезвычайно целеустремленный человек. Работа для нее – на первом месте, а семья – на втором!