– А ещё есть такие растения, – продолжал Теряев, – хищники. Они едят комаров, мух, мелочь всякую. А в Африке, говорят, из-за благоприятного климата получаются растения-гиганты. Как ты думаешь, если растение – хищник и к тому же гигант, может оно человека скушать?

– Запросто, – сказала бабушка и вздрогнула. – Зачем ты перед сном такие ужасы думаешь?

– А на Малайских островах, – говорил Теряев, – есть летающие ящерицы. Летают себе с дерева на дерево.

– Тьфу, пакость! – сказала бабушка. – И откуда ты всё это знаешь?

– Читал. Но учительница мне сказала, что я набит безполезными, ненужными сведениями. Я безполезный? Я ненужный?

– Нужный, ты очень нужный, улыбаясь, заверила бабушка. – Спи. Утро вечера мудренее.

– Если ящерицы летают, – пробормотал Теряев, – может быть, и перелетные зайцы бывают?

– Бывают, – сказала бабушка. – В этой жизни все бывает.

– Меня вот только очень мучает один вопрос, – бормотал Теряев, – есть ли в Африке мороженое?

– И мороженое, и зайцы, – подтвердила бабушка. – Вот вернешься из Африки, будешь рассказывать, где гулял, что видел, кто тебя кусал, храни тебя бог.

– И про перелётных зайцев, – едва успел пробормотать Теряев и заснул.

Бабушка еще некоторое времени сидела рядом и смотрела на внука, а потом погасила свет.

Теряеву привиделось: задумчивый клин перелётных зайцев, хлопая ушами, летел в небе. \Мультипликация\.

И был день, когда бабушка, Витя и Теряев отправились в аэропорт «Шереметьево-2».

Суровый Сосед с первого этажа видел из своего окна, как Витя нёс теряевские чемоданы и укладывал их в свой фургончик.

– Только не гони, Витенька, – попросила бабушка, усаживаясь рядом с Витей.

– O’кей, – пообещал Витя.

– И куда же мы едем? – поинтересовался Суровый Сосед.

– Да так, – небрежно ответил Витя. – В Африку.

– Так всегда… – начал было Суровый Сосед, но замолчал.

Витя дал газ, и фургончик рванулся, полетел, оставляя позади онемевшего Соседа, отчий дом и бульвары, памятники, аптеки, скверы, гастрономы и мосты.

– Эх, с ветерком! – вскричала бабушка, когда фургончик вылетел за пределы Москвы.

Теряев сидел притихший.

Был аэродром. Гул самолетов, чемоданы, делегации и цветы, сувенирные киоски, лёгкие, голубые стюардессы, яркие проспекты на столиках, негры и японцы, ожидание, объявления отлётов и прилётов на разных языках.

Был таможенный досмотр.

Мужчина и женщина в форме Аэрофлота с решимостью и знанием хирургов потрошили на длинном столе теряевские чемоданы.

Бабушка и Витя волновались за перегородкой, точно они отправляли за рубеж не близкого человека, а партию наркотиков.

Невозмутимый Теряев поднялся по резиновой дорожке под арку контроля. Зазвенело так, что все оставили свои дела и стали смотреть на Теряева.

– Мальчик, – сказала женщина, – у тебя в карманах что-нибудь металлическое есть?

Теряев вышел из-под арки, вынул из куртки и положил на стол фонарик. Вернулся под арку: снова пронзительно зазвенело.

– А ну, выкладывай всё, что есть, – приказал мужчина.

Теряев выложил на длинный стол: компас, зажигалку, рыболовные крючки, магнит, перочинный нож, топор и лупу.

Люди за перегородкой смеялись. Даже таможенники, и те заулыбались.

Когда Теряев, покончив с земными делами, пристегнутый ремнём, с конфеткой во рту, оказался в небе и увидел сверху столицу нашей родины, изгибы её рек, торты высотных зданий, кудрявые лесопарки, он воспринял это как должное. Но само по себе прощание было грустно, и Теряев пробормортал:

И был белый город, ослепительный от солнца. Белые дома, белые улицы, столбы пальм с венчиками пыльных листьев в синем, невыносимо чистом небе, люди с угольными лицами и красными ртами, завёрнутые в белые ткани, полицейские в белом на перекрёстках…