– Молчите, умоляю вас! – почти простонал Вяхирев. – Разве не видите, что творится?

– Вижу, – пробормотала Галина, – а за что нас забрали? Меня, вас, всех?

Вяхирев посопел, хотел было что-то сказать, но передумал, лишь глубже надвинул шляпу на лоб.

– Молчите? Ну и молчите дальше, – разозлилась Галина, – мы все умрём, или нас всех перестреляют. Вот увидите!

– Уже вижу, – кивком подтвердил Николай Петрович. – А вы можете что-то изменить?

– Не знаю! Я понимаю, что ничего не могу изменить, но ведь так нельзя!

Галина мысленно осмотрела весь вагон. Конвоиры сказали, что всего в поезде четыре тысячи задержанных. Из них небольшой процент уголовников, какое-то количество сбежавших из ссылок раскулаченных, а большая часть – обычные люди. Если кто-то попытается сбежать с поезда, его пристрелят на месте. Оставалось одно – оставаться в вагоне, а это означало – обречь себя на медленную и мучительную смерть.

– Нельзя, – нехотя согласился Вяхирев и сделал вид, что уснул.

Галина осмотрелась. Обитатели вагона старательно изображали спящих. Все делали вид, что им всё равно, что с ними будет, а сами мучились и страдали от несправедливости. Впрочем, они тоже ничего не могут сделать. Даже если объединятся. Никто не в состоянии изменить ход событий. Надо смириться. И ей надо поступать так же, как все. Ничего нельзя делать, нельзя говорить лишнего, нельзя предпринимать никаких решительных действий. Ведь Гриша уже ищет её, настоящий моряк не бросит жену в беде. Он честный партиец, целиком и полностью на стороне советской власти. В муже Галина была уверена больше, чем в себе.

Прижав к себе Розу, она стала качаться в такт движению поезда. Так было легче переносить мучения. Одновременно Галина искоса наблюдала за другими арестантами. Овласевич тоже инженер. Технический директор авиационного завода в Москве. На вид ему лет сорок. Его взяли на выходе из трамвая. Овласевич в дорогой фетровой шляпе. Она помялась и потёрлась в дороге, но сохранила приличный вид. За Овласевичем прикорнул Иванов Иван, инженер, в Москву приехал в командировку, его задержали на выходе из управления. Странные судьбы, странные житейские линии пересеклись в этом поезде. Кто из них мог знать, что окажется в этом поезде? Галина почему-то подумала, что у инженера Иванова нет шляпы. Он в обычной кепке, зато пиджак у него новый, ещё не испачкался, как следует. Остальные обитатели, скорее всего, колхозники. Среди них паренёк четырнадцати лет. Господи, его-то за что забрали? Приличный парнишка, умненькое лицо. Говорят, его взяли в поезде, паренёк ехал в гости к брату в Москву. Размышления закончились очередным приступом тоски. Тихонько подвывая, крепче Галина прижала к себе маленькую Розу и забылась.

Очнулась она от того, что не было привычного покачивания и стука колёс. Поезд стоял. Вдалеке слышались гудки и металлический лязг; наверное, где-то неподалёку железнодорожная станция, но поезд туда не пускают. По всей видимости, стоят давно. Уголовники наверху совсем озверели от скуки. Ржут, как жеребцы, матерятся, но голоса с надрывом. Наверное, от скуки затеяли что-то нехорошее. От происходящего на людей навалилось состояние ужаса, словно их сверху чем-то прихлопнуло. Галина крепче прижала девочку. Может, пронесёт. Хоть бы конвоиры заглянули в вагон.

– А чего вонища такая? – донеслось сверху.

– Парашу сегодня не вынесли. Конвой не заходил, вот и воняет.

Голоса ненадолго стихли, затем брань возобновилась, наверху началась возня. Конвойные починили настил, приколотив прикладами шаткие доски, но от малейшего движения нары начинали трястись и угрожающе скрипеть.