Как-то она прошлась перед ним без лифчика, а в другой раз специально чуть-чуть приоткрыла одеяло, когда она лежала голая в кровати, и делала вид, что спит. Было и кое-что другое. Обо всех этих моментах она вспоминала уже с некоторой тревогой – когда брат вырастит, он совсем по-другому посмотрит на все эти её шалости. В минуты тревоги она задумывалась и о божьей каре за такие свои действия. Но чем она могла себя ещё развлечь в этой жизни?

Марина скинула на пол одеяло и подушку, стала расправлять простынь, а потом, взбив подушку и поправив одеяло, водрузила всё на свои места. Взяла телефон и присела на краешек кровати. Попыталась кокетливо сдвинуть толстоватые для её возраста ноги. Проверила настройки будильника, чтобы встать завтра в девять, а не в час, если он не зазвонит – завтра на работу с двенадцати до пяти.

«Может с утра получится „початиться“ с этим», – подумала она, «Уже забыла, как там его звали?»

В девять встать не смогла. Проснувшись, она переставила будильник на десять, а в десять – на одиннадцать, но на работу в столовую приехала вовремя.

Марина проверила шкаф, куда сотрудники ставили что-то из еды, к чему не притронулись заказавшие это клиенты. Туда же те же сотрудники укладывали крупы, хлеб и прочее, всё, что угодно съестное, что тем или иным образом «прекращало считаться» собственностью столовой.

Налила себе кофе из десятилитрового чайника, который заваривался к завтраку, обеду и ужину. Взяла два куска белого хлеба, намазала их маслом, положила на них по обжаренной половинке сардельки, которые нашла в шкафу, и позавтракала, подумав, что обед сейчас съедать свой не будет, а возьмёт его домой.

Запустила посудомоечный агрегат и стала укладывать в соответствующие пазы тарелки, кружки, блюдца, ложки, вилки и ножи, беря их из заполненной до верху тележки с грязной посудой. С другой стороны аппарата посуда выезжала практически сухой, она дотирала её полотенцем и стопками носила к месту раздачи пищи.

Даже при том, что все эти взрослые женщины, которые работали с Мариной и знали её положение, – а некоторые, когда-то побывав практически в таких же, как у неё сейчас условиях, и став вследствие чего чрезмерно сердобольными, думали о ней больше, чем того она хотела сама, – откладывая ей лучшую часть еды, все они, тем не менее, не сыскали того уважения и благодарности от неё, которых могли были б от неё ожидать. Как-то она воспринимала это как должное.

Целый день работа была, и до пяти она практически не присела, редко и быстро выбегая покурить на улицу.

В пять вечера, собрав пакет с едой, которую ей, в отличие от других работников, по молчаливому всех согласию, из шкафчика разрешалось брать в неограниченном количестве, Марина отправилась на остановку ждать маршрутку. Теперь она хотела быстро заехать домой, оставить еду, взять пакет с учёбой и съездить в школу. Уже два дня не была, надо появиться – отметиться. Успеет только на последние два урока, но главное перед классной руководительницей показаться.

Всю дорогу в маршрутке Марина таращилась на обгоняющие и проезжающие мимо дорогие автомобили. В голову при этом лезли мысли только о классовой несправедливости, о том, что нет денег, постоянно спрашивала себя, а правильно ли она всё думает, и когда, наконец, всё это закончиться.

– Остановите на остановке, пожалуйста, – сказал кто-то сзади, и водитель маршрутного такси дал вправо, чтобы остановить машину там, где его попросили.

– На следующей остановке остановите, пожалуйста, – прокричала полная и непривлекательная женщина лет сорока, сидящая на заднем сиденье с двумя большими пакетами.