– Это какой-то пиздец! – констатировала Сонька, и впервые друзья с ней полностью согласились.

Люди, спешащие на работу – обязательно со сменкой в большом вещевом мешке – выглядели хмурыми, на работу прибывали взлохмаченными, по колено в грязи или мокрыми от снега. Фразы вроде «Россия для грустных» приобретали для них особый сакральный смысл, да и само место работы позитивных эмоций не добавляло, ведь работать приходилось с самыми опасными возбудителями болезней, свыкнувшись с мыслью, что от тебя постоянно будет пахнуть не изысканным парфюмом, а дезинфицирующими растворами.

– Объект повышенной секретности, блядь! Идём несколько километров по лесу по колено в грязи и снегу! Не могут нормальную дорогу проложить… – плевалась ядом Сонька. – В Китае, Америке – да везде дороги есть!

Она шла под руки с японскими и американскими работниками лаборатории. Молодые учёные из головной лаборатории шли сзади и прислушивались. После того, как они случайно нашли вход в спецблок, за ними закрепилось прозвище «пробирочники».

– Викторовна, нашла о чём мечтать! Какие тебе дороги в лесу? – пробасил Петров, обгоняя притихших друзей.

С ноября месяца друзей перевели в зону повышенной опасности, где они уже не месили питательные среды, а, облачившись в громоздкие костюмы, работали с патогенными микроорганизмами. Люди, работавшие в этой зоне, отличались ещё более недовольными и неприветливыми лицами. Над головами у них летали дроны и дополнительно проводили дезинфекцию всех помещений.

По прибытии на работу все сотрудники сначала переодевались в сухую одежду, а далее наряжались в специальные халаты, которые доставали им до лодыжек, резиновые, как будто охотничьи, сапоги и несколько пар резиновых перчаток. Исихару на время перестал подкрашивать глаза, потому что приходилось надевать маску с прорезями для рта и глаз, а сверху ещё и респиратор. Постоянные утомительные процедуры переодевания и дезинфекции совсем скоро стёрли улыбки с лиц друзей.

МПК Сибирь-1 был со всех сторон окутан тайной. Чем на самом деле занимался комплекс, никто в главной лаборатории не знал. Сотрудники отделов мало того, что не имели привычку знакомиться друг с другом – они не знали, кто чем в точности занимается. У всех в мозгу плотно укоренилась мысль, что в этом загадочном месте создаются вакцины от абсолютно любой дряни, с которой когда-либо сталкивалось человечество. И российское подразделение являлось одним из передовых по производству этих самых вакцин. По мнению новых сотрудников, это звучало довольно почётно.

– Я с самого утра торчал в библиотеке, к семинару готовился, – с набитым ртом сообщил Имон. – А вы знали, что наш комплекс частично построен по принципу японского комбината по изготовлению биооружия? То есть, сохранилась же историческая документация после освобождения Маньчжурии во время Второй мировой.

«Неужели я работаю в таком же страшном месте, как мой прадед?» – закрались нехорошие мысли в голову Исихару.

– Да не может быть, чтобы мы тут создавали тонны чумы и сибирской язвы. Просто все микроорганизмы культивируются одинаково, – напомнила друзьям Эсти.

– У нас семинар завтра, а я сейчас вымру. Устал торчать в этой библиотеке, а ещё температура как будто скачет, – пожаловался Феликс.

По состоянию здоровья Обермайер решил отпроситься у куратора пораньше и наведаться в больничное крыло, где с самого утра без перерывов, кроме обеденной пятиминутки, трудился Исихару.

– Ого, – присвистнул Феликс, глядя, что лазарет под завязку заполнен людьми.

– Не знаю, что происходит. Похоже на лихорадку. Возможно, кто-то не до конца прошёл дезинфекцию и притащил заразу в главный корпус.