Голицын стоял как в воду опущенный. Первоначальный импульс раздражения, не находивший себе выхода, уже испарился, и теперь Роальд перешел во власть нового чувства – он был растерян и не знал, как себя вести. Еще чуть-чуть – и Голицын окончательно смирился бы с происходящим, махнув на все рукой, стал бы с утра до ночи пить водку с соседями и раздавать автографы.
Я поняла, что пора брать ситуацию под контроль, и немедленно принялась за дело.
Я буквально сгребла в свои объятия Василису Гавриловну и Ивана Абрамовича – взяла их обоих под руки и на минуту уединилась с ними в коридоре квартиры, – предстояло дать им верную установку.
– Роальду очень приятно, что он пользуется таким спросом… я хотела сказать – такой любовью. Но, видите ли, ваш сын очень устал. Сейчас не время для пышных торжеств. Он хотел бы отдохнуть с дороги в кругу семьи, без посторонних. Вы понимаете меня? А большой прием можно было бы устроить потом, как-нибудь на неделе.
– Ой, конечно! – немедленно согласилась со мной Василиса Гавриловна. – Как же это я… Ромочке же отдохнуть надо, ванну принять…
– На диванчике полежать и с мамой-папой побеседовать, – охотно поддакнула я. – Так что тактично рассредоточьте народ, хорошо?
– Вас понял, – по-деловому среагировал Иван Абрамович и приступил к действиям, как заправский военный, тесня народ вон из квартиры.
Я поймала взгляд Роальда и уловила в нем благодарность. Для начала неплохо – контакт установлен, а дальше само пойдет.
Когда коридор опустел, а Голицына с Роальдом еще толклись возле двери, я незаметно прошла в квартиру и придирчиво осмотрела помещение.
Не обнаружив ничего подозрительного, я вернулась к Роальду и, строго-настрого приказав ему никуда не выходить и никого – кроме меня – не впускать, спустилась к машине за вещами.
Под перекрестным обстрелом взглядов оккупировавших лавочки старушек я вытащила из своего «Фольксвагена» голицынские чемоданы и в одиночку доперла их на пятый этаж. Впрочем, они оказались не такими уж тяжелыми, и я начала думать, что носильщик в аэропорту заломил лишнего за доставку вещей к автомобилю. Ну да ладно, дело прошлое. Да и платил ведь Голицын!
Когда я вернулась в квартиру, то с удивлением обнаружила, что мое распоряжение не выполнялось – в гостиной стало на одного человека больше.
– А это кто? – спросила я вполголоса, указывая на грузную женщину, молчаливо сидящую за накрытым праздничным столом.
– Это? – переспросила Василиса Гавриловна. – Это тетя Паша Паршина.
– Тетя Роальда? – поинтересовалась я на всякий случай. – Ваша сестра?
– Нет, просто соседка из квартиры напротив, – ответила Голицына.
– Ну и?.. Может быть, ее тоже переориентировать на другой день?
Голицына замялась.
– Видите ли… В общем… Можно ей остаться вместе с нами?
– Если Ромочка не возражает, – поддакнул супруге Иван Абрамович.
– Да черт с ней, с тетей Пашей, – устало произнес Роальд. – Ой, то есть я хотел сказать: конечно, пускай остается.
– Ну вот и славно! – восхитилась Василиса Гавриловна. – А я сейчас пирог принесу.
Она заспешила на кухню и вскоре вернулась оттуда, неся на вытянутых руках огромный поднос, укрытый – для сохранения тепла – полотенцами.
И началось!
Обед плавно перетек в ужин, блюда сменялись одно за другим, готовка была домашней, а значит – сытной и располагающей к отрешенному созерцанию.
Водку подсластили рябиновым сиропом, и пилась злодейка легко, быстро и весело, так что народ разомлел уже ко второй бутылке. Я чуть пригубила из первой рюмки, да так и отпивала по глотку с каждым тостом, так что напоить меня у хозяев не получилось.
Впрочем, в этом отношении усердствовал лишь Иван Абрамович, а Василиса Гавриловна, наоборот, всячески поддерживала мое трезвое настроение.