Когда я жила в центре Мадрида и подходила к Кальяо, на тротуаре около одного из кинотеатров постоянно лежал мужчина неопределенного возраста – где-то между 40 и 60. Он держал ногу обнаженной, демонстрируя огромную язву с гноем. Вид был, прямо скажем, отвратительный. Проходящие мимо люди, как правило, игнорировали его, хотя некоторые и давали ему деньги. Его язва казалась мне страшной – ее нужно было вылечить как можно скорее, чтобы не спровоцировать еще более серьезную проблему. Впервые увидев его, я подошла и спросила: «Может, вызвать скорую помощь? Они увезут вас в больницу и помогут». Он встревоженно посмотрел на меня и в очередной раз повторил слово, которое произносил постоянно («гриб» или что-то в этом роде). Разумеется, я не стала его трогать и ушла.

Когда я приехала в Мадрид, вид людей, живущих на улице, сильно меня встревожил. В Финляндии, по крайней мере там, где я жила, их не было. И в Мурсии, где я жила до переезда в Мадрид, тоже. В университетском районе, где я бывала чаще всего, уж точно.

Правда в том, что большинство людей, которые выглядят грязными или неопрятными, не имеют никаких заразных болезней. Даже язва бедняка, выброшенного из Кальяо, была проблемой для него, а не для прохожих; однако наш мозг на всякий случай заставляет нас отвергать людей, которых мы бессознательно классифицируем как «заразных». Даже ксенофобия отчасти основана на том же явлении.

В первом триместре беременности имеет место определенная степень иммуносупрессии для переносимости плода, который тело считает наполовину чужеродным организмом. По этой причине в ходе исследований было отмечено, что в первые месяцы беременности женщины имеют преувеличенную склонность к ксенофобии и этноцентризму. Какими бы хорошими людьми мы ни были, это идет из глубин нашей поведенческой иммунной системы. Для мозга «экзотические» или явно чужие люди являются потенциальными переносчиками чужеродных возбудителей, против которых у нас нет иммунитета; он считает, что у них может быть типичное для их культуры поведение, которое будет способствовать передаче определенных патогенов, например, при приготовлении пищи, в вопросах гигиены или других ситуациях. Различные исследования также показали, что когда человек или группа людей воспринимаются как особенно уязвимые к инфекции, то ксенофобия и неприятие иммиграции усиливаются.

Восприятие уязвимости также обусловливает наше сексуальное поведение и выбор половых партнеров. Люди, которые чувствуют себя в относительной безопасности и верят, что даже в случае заражения все было бы в порядке, склонны вести себя раскрепощеннее, а также выбирают похожих половых партнеров.

Тем не менее есть убеждение, что следует выбирать привлекательного, чистого и приятно пахнущего партнера. Наш мозг оценивает риски и считает, что сказочная связь субботним вечером вряд ли принесет нежелательные последствия, но, к сожалению, эта стратегия не так уж и хорошо работает: вы можете быть очень красивым и фантастически пахнуть, но большинство заболеваний, передающихся половым путем, невидимы, в том числе и ВИЧ.

Неприятно думать, что мы можем быть ксенофобами бессознательно, но все это – работа нашего мозга, который на протяжении тысячелетий развивался, чтобы улучшить показатели выживаемости вида.

Думаю, хорошо знать, откуда берется отвращение или неприятие еды или человека. Так мы можем сознательно решить, как действовать.

Есть модели поведения, определяемые иммунной системой, например связанные с болезнью. Что мы делаем в такой ситуации? Остаемся дома и отдыхаем. Это поведение нормально, так как, столкнувшись с инфекцией, иммунная система провоцирует воспаление и вырабатывает цитокины, которые мы уже обсуждали. Вкупе с недостатком энергии это приводит к тому, что у нас нет ни сил, ни желания что-либо делать.