Мы переехали в Сибирь и вели большую, интересную работу по созданию карт малоисследованных районов. Трофим возмужал, но не отличался хорошим здоровьем. Годы, прожитые в подвалах, и злоупотребление кокаином не дали молодому организму как следует окрепнуть. Трофим побывал с нами на Охотском побережье, в Тункинских Альпах, в Саянах, на Севере.

В 1941 году он ушел добровольцем на фронт. Война разлучила нас на пять лет, но экспедиция осталась для него родным домом. Он присылал нам проникновенные письма и всегда вспоминал в них как самое светлое первую нашу встречу у дороги в лагерь в Мильской степи. Ко времени демобилизации Трофим стал членом партии, имел звание капитана танковых войск. Нас он разыскал на Нижней Тунгуске и полностью отдался работе.

Как быстро пролетели годы! Ему ведь уже перевалило за тридцать лет.

Однажды мы с ним вечером засиделись в палатке.

– Не пора ли тебе, Трофим, жениться? Посмотри-ка, сколько у нас хороших девушек, – сказал я ему.

– Это не мои невесты.

– Неужели ты еще не забыл Любку?

– Нет. Да и не хочу забывать.

Спустя несколько лет, осенью, мы отдыхали с ним в Сочи. С возрастом у него все больше крепла любовь к детям. Стоило Трофиму появиться на пляже, как ребятишки тотчас окружали его. Играя с детворой, он сам превращался в ребенка. «Дядю Трошу» знали даже на соседних пляжах.

Как-то к Трофиму подошел бойкий мальчонка лет четырех, в новеньких голубых трусиках, и серьезно потребовал покатать его.

– А у тебя проездной билет есть? – спросил Трофим.

– Есть, – ответил тот уверенно и исчез среди загоравшей публики.

– На, – сказал он, возвратившись, и с гордостью подал фабричную этикетку, видимо от своих новых трусиков.

– Билет-то, кажется, просроченный, – пошутил Трофим. – Как тебя зовут?

– Трошка, – ответил мальчик бойко.

– Трошка?! – удивился тот, и лицо его вдруг стало грустным. Ему, вероятно, вспомнилось теперь уже далекое прошлое, заброшенные подвалы, трущобы. Овладев собой, он сказал: – Садись! Тезку покатаю бесплатно!

Мальчик, довольный, влез на спину Трофиму, обнял пухлыми ручонками за шею, и «конь», окруженный детворой, побежал по гальке вдоль берега. Только сказал он неуверенно, вяло, словно отяжелел.

А следом бежала женщина и кричала:

– Трошка!.. Трошка!..

Трофим вдруг остановился.

– Это мама меня зовет, – сказал мальчик, слезая с «коня» и устремляясь к матери.

Женщина и Трофим встретились взглядами, да так и замерли.

– Неужели Любка?!

– Трошка!.. – воскликнула та, бросаясь к нему.

Море дохнуло прохладой. Ленивая волна пробежала по гальке. Над пляжем беззаботно кружились крикливые чайки. Трофим и Любка стояли молча, держась за руки. Они могли так много сказать друг другу, но слова словно выпали из памяти. Какой безудержный прилив счастья должен испытать человек, когда он спустя много-много лет после томительных страданий встретил друга, к которому так долго хранил чувство любви и во имя которого переживал одиночество!..

Любка смотрела в открытые глаза Трофима. Она угадала все и смело потянулась навстречу.

Над морем плыло раскаленное солнце. В потоке расплавленных лучей серебрились крылья чаек. Жаркий ветерок нехотя скользил по пляжу. Детвора расходилась.

– Здравствуйте, Люба! – сказал я, протягивая ей руку.

Она покосилась на меня и, всматриваясь, пыталась что-то вспомнить.

– Ах, это вы! Неужели с тех пор вместе?

– Да, с тех пор мы вместе.

– Нина Георгиевна, – отрекомендовалась она, и мы пожали друг другу руки. – Любка – это было не мое имя.

Мы с Трофимом занимали комнату в санатории «Ривьера». Вечером в тот же день Нина Георгиевна пришла к нам, и сразу завязался разговор о наших встречах, о прошлом.