Возвращаюсь к Василию Николаевичу, кричу, но предательский ветер глушит голос. Проводники где-то уже внизу. Следом за мною нехотя плетется Кучум. Собака, вероятно, инстинктивно чувствует, что я не туда иду, что только в густом лесу, возле костра, можно спастись в такую непогодь. Ее морда от влажного дыхания покрылась густым инеем. Она часто приседает, визжит, как бы пытаясь остановить меня. Иногда отстает и жалобно воет. Но слепая преданность заставляет ее снова и снова идти за мною.

Я продолжаю подниматься выше. И мне вдруг стало страшно от мысли, что я потерял своих, что в такую пургу мне не найти их и что трудно спастись одному без топора, если даже и доберусь до леса. Нужно возвращаться, тут пропадешь. А если Василий Николаевич где-то отстал и ждет помощи? Что будет тогда с ним? И, не раздумывая больше, я стал подниматься выше.

– У-юю!.. У-юю!.. – кричу я, задерживаясь на снежном бугре.

Кучум вдруг бросается вперед, взбирается на террасу и скрывается меж огромных камней. Я еле поспеваю за ним. Слух ловит приглушенный бураном отчаянный крик.

Василий Николаевич вместе с оленями и нартами провалился в щель. Сам выкарабкался наверх, а оленей и груз вытащить не смог.

– Братко, замерзаю, не могу согреться, – хрипло шепчет он, и я вижу, как трясется его тело, слышу, как стучат зубы.

Следом за мной на крик поднялся и Геннадий. Прежде всего мы отогреваем Василия. Растираем рукавицами ему лицо, руки, сбиваем его с ног, катаем по затвердевшему снегу, поднимаем, снова валим на снег. Вместе с ним согреваемся и сами. С трудом вытаскиваем оленей, нарты. А пурга кружится над нами, воет голодным бесом, и, как бы в доказательство ее могущества, затяжно грохочет обвал. Вот когда мы со всей силой почувствовали, что стоим рядом со смертельной опасностью и что малейший промах будет для нас роковым.

– Не отставать! – крикнул я, бросаясь вниз.

Порывы холодного ветра обжигали лицо. Огромными скачками мы неслись вниз по склону, не замечая ни надувов, ни рытвин, ни провалов. Нарты переворачивались, животные путались в упряжных ремнях, но, почуяв беду, не отставали. Снежная пыль, густая, липкая, набивалась в нос и уже не таяла. И казалось, точно стая дьяволов преследовала нас со свистом, воем и пальбою.

Через час мы уже были далеко внизу, но до становища оставалось километра три. Стало еще холоднее. Дорогу перемело. Идем наобум, придерживаясь склона. За мутной завесой бурана ничего не видно, только изредка попадаются каменистые овраги да сиротки-лиственницы, на несчастье свое поселившиеся в этом холодном и мрачном ущелье. Под снегом оказалась предательская поросль стланика. Олени стали проваливаться вместе с нартами, участились задержки. Животные заметно слабеют. Мы не можем отогреться, холод, словно коршун, овладевает добычей, все глубже и глубже запускает когти. Он проникает во все поры тела, леденит кровь. Скорее бы добраться до поляны, где нас ждет костер! Бойка и Кучум поминутно падают в снег и зубами выгрызают лед, приставший к подошвам лап.

А идти все труднее, стужа сковывает челюсти, ноздри. Силы слабеют. Движение уже не согревает тело. Пальцы на ногах охвачены болью. Всюду холод и только холод!

Передвигаемся молча. Заледеневшие ресницы мешают смотреть. Вначале я оттирал щеки рукавицей, но теперь лицо уже не стало ощущать холода. Гаснет свет, скоро ночь, сопротивляться буре нет сил. Все меньше остается надежды добраться до поляны.

Идущий впереди проводник сворачивает вправо и косогором ведет отступающий караван к скалам. Он хотел спрямить путь до нашей стоянки, но мы попали на стланики, занесенные снегом. Через каждые двадцать – тридцать метров люди, олени и нарты проваливаются. Мы купаемся в снегу. Я чувствую, как тает за воротником снег и вода, просачиваясь, медленно расползается по телу, отбирая остатки драгоценного тепла. Хочу затянуть потуже шарф на шее, но пальцы одеревенели, не шевелятся. Почему-то прекратились боли в ногах, будто ступни примерзли к стелькам унтов, а кровь отступает в глубину тела. Всего трясет как в лихорадке. Какие-то неясные обрывки мыслей тяжело шевелятся в голове. Пурга, кажется, уже готовится совершить свое страшное дело.