Какое уж счастье может быть от убийства невинного животного, спросите вы? Но в те времена, как уже было сказано, даже человеческая жизнь ни во что не ставилась, чего уж там говорить о кабаньей! Убить зверя – вот почёт и слава! И чем крупнее он будет, тем больше будет успех в свете. А этот кабан был очень крупным, и хотя барон стал преследовать его без своей своры, он, тем не менее, рассчитывал уложить его выстрелом из ружья, нужно было только выгнать кабана на открытое пространство, быстро соскочить с лошади и выстрелить. Но тут случилось неожиданное – лошадь барона спотыкнулась неведомо обо что и, перевернувшись через голову, сделала в воздухе пируэт, достойный циркового. Перед тем, как она рухнула в кусты, Фридрих успел вылететь из седла, не запутавшись в стременах, и, сгруппировавшись, откатился в сторону. Теперь о продолжении охоты даже и речи не было.

Фридрих поднялся на ноги и огляделся. Место это оказалось ему совсем незнакомо, он не был здесь ни разу в жизни, однако одна деталь мигом приковала к себе его внимание. Это был тот самый кабан, за которым он мгновение назад гнался. Он стоял чуть поодаль, будто и не удирал изо всех сил только что, внимательно рассматривая своего преследователя. Барон замер от неожиданности, ибо никогда в жизни не чувствовал на себе столь сосредоточенного и сверлящего взгляда – кабан будто залезал ему в душу. И тут он поймал себя на мысли, что по его жилам растекается леденящий ужас. Кабан, глядя ему в глаза, улыбался! Он улыбался настоящей человеческой улыбкой, когда губы расплываются в разные стороны! У него это выходило, разумеется, немного коряво, потому что мешали клыки, торчавшие с обеих сторон, но он улыбался…. Фридрих стоял как вкопанный, не смея шелохнуться. «Неужели меня в своё логово желает затащить сам Дьявол?», промелькнуло у него в тот миг.

Эта мысль имела под собою вполне объяснимую почву, потому что в следующую секунду Фридрих почувствовал, как все волосы на его теле принялись шевелиться – кабан подмигнул ему и, хрюкнув, засеменил в самую чащу леса, туда, где кроны чёрных стволов сосен смыкаются в поднебесье, вовсе не пропуская дневного света к земле. Стряхнув морок, Фридрих перекрестился, призвал в помощь Матерь Божью и самого Христа, вскинул ружьё и, совсем позабыв о лошади, уверенным шагом последовал за странным зверем.

«Вот уж я тебя сейчас нагоню, сатанинское ты отродье! А как нагоню, так и засажу пулю промеж твоих наглых глазёнок!», повторял Фридрих, идя за кабаном, как вдруг…. Да, это было воистину неописуемое зрелище! Чаща, будто по мановению чьей-то невидимой руки, исчезла, и он оказался на залитой солнцем поляне. Кабан испарился неведомо куда, зато вместо него посреди этой самой поляны возвышался странный, но восхитительный дом.

Поначалу Фридрих даже не понял, наяву происходит то, что он видит перед собой, или же во сне. Он ущипнул себя за руку и убедился, что не спит. Дом был построен полностью из пряничного теста! И крыша, и стены, и двери, и ставни на окнах – всё было одним большим нюрнбергским пряником! Стены были украшены огромными леденцами красного, зелёного и жёлтого цвета, которые переливались на солнце, что дорогие камни, а наличники на окнах и козырьки у крыши сделаны были из цукатов.

Опешив, Фридрих зачехлил ружьё, повесил его на плечо и осторожно стал приближаться к дому, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась Гертруда, старшая сестра его супруги. На этот раз она была одета в шварцвальдское платье, причём в такое, которое местные женщины-крестьянки надевают исключительно по праздникам – длинная, почти до земли, юбка с фартуком чуть покороче её, жакет тёмного бархата со вздутыми рукавами и ротвайль на голове, колесообразный чепец, расшитый металлическими нитями, с четырьмя лентами по две с каждой стороны красного и чёрного цветов, ниспадающими на спину.